— Если позволишь… Хочу пригласить тебя в одно место.
— Здесь не Москва, Ильяс, — вскидываюсь я. — Здесь все всех знают. Я не могу уединиться с тобой в каком-нибудь номере или…
— Не поверишь, но я это понимаю. Все в рамках приличий. Впрочем, если хочешь, можем пойти в кафе.
— Хорошо, — сдаюсь я. — Согласна. Где это место?
— Поехали, покажу, — предлагает он.
Городок у нас небольшой, всего через каких-нибудь десять минут асфальтированные улицы остаются позади, машина несется прямиком в горы. Учитывая, что для Ильяса я — проблема, не сильно удивлюсь, если это дорога в один конец. Устроить несчастный случай с падением с обрыва — пара пустяков.
— Ты действительно думаешь, что я на это способен? — интересуется Ильяс ровным голосом.
На серпантине он сбросил скорость и ведет машину очень аккуратно.
— На что? — сипло уточняю я.
— На твоем лице такой ужас, как будто ждешь, что я сброшу тебя в пропасть.
— Это решило бы твою проблему, — парирую я.
Пальцы, вцепившиеся в руль, белеют, а по скулам гуляют желваки. Мои слова зацепили Ильяса, заставили его злиться, но это не радует, а причиняет боль. Зачем я согласилась на поездку? Надо было сказать, что собиралась, да вернуться домой.
— И что же это за место в горах, в рамках приличий?
— Просто красивое место. Красивое и уединенное, — отвечает Ильяс чуть ли ни сквозь зубы. — И никаких приличий.
— Ты меня обманул.
— У тебя научился.
Я не могу не реагировать на его грубость. Хочу — но не могу. Трудно относиться нейтрально к тому, кого любишь. С Ильясом теперь невозможно общаться, и я не понимаю, зачем он пригласил меня в красивое и уединенное место, если так ненавидит.
— Отвези меня домой, — тихо прошу я. — Пожалуйста. Я только хотела сказать тебе, что ошиблась. Твой отец меня не насиловал. Он похож на другого мужчину, а название гостиницы, где работала мама, я перепутала.
Ильяс бьет по тормозам так резко и неожиданно, что я едва успеваю выставить руки вперед, чтобы не влететь головой в лобовое стекло.
— Почему ты все время лжешь мне, Тами? — глухо рычит он, наклонившись к рулю.
Вместо ответа я всхлипываю. Больше нет сил сдерживать эмоции, да и ударилась я больно, хоть и не лицом. Хватаюсь за ручку, чтобы выйти из машины, дергаю ее, но, увы, Ильяс предусмотрительно заблокировал двери.
— Потерпи немного.
Зачем он это сказал? Почему я должна терпеть? Вопросов много, но я не могу выдавить ни звука, потому что борюсь с подступающими слезами.
«Хватит рыдать, Тами! Прекрати вести себя, как тряпка!»
Машина медленно едет вперед, съезжает с основной дороги, и вскоре мы останавливаемся на лугу, поросшем горным разнотравьем.
— Покажи, — просит Ильяс, сглотнув. И уточняет, потому что я смотрю на него с недоумением: — Руки покажи. Сильно ушиблась?
Прижимаю ладони к груди и отрицательно качаю головой. Ильяс тянется ко мне, и я вжимаюсь в кресло. Он убирает руку, так и не дотронувшись до моего плеча, и отворачивается, смотрит прямо перед собой.
— Значит, тебя изнасиловал кто-то другой?
Я быстро киваю и, сообразив, что он меня не видит, шепчу:
— Да.
— Но замуж за меня ты по-прежнему не хочешь…
Он словно не ждет ответа, но я и не смогла бы сказать ни «да», ни «нет». Я выполнила обещание, данное его матери, вот и все. Что он теперь обо мне думает? Наверняка еще больше уверился в том, что я — лгунья. В остальном же я теряюсь в догадках: Ильяс скуп на эмоции.
— Тами, я знаю, что сейчас ты говоришь неправду. И знаю, почему. Я слышал, о чем ты говорила с моей матерью.
Он снова поворачивается ко мне, и от его взгляда мурашки бегут по коже. В нем — боль, настоящая черная боль, похожая на ту, что я испытываю во время приступов мигрени.
— И что ты слышал? — бормочу я.
Глупый вопрос, но я растерялась от такого признания.
— Достаточно, чтобы раскаяться в том, что сразу тебе не поверил.
— Никто не поверил бы… Никто…
Я замолкаю, потому что все, что хочу сказать, не имеет смысла. Во мне бушуют противоречивые чувства: обида на Ильяса и жалость к нему же. Он даже не попытался разобраться во всем, и поверил не мне, а своей матери. И все же мне страшно представить, что он испытывает, узнав правду о родном отце.
Ильяс тоже молчит, и тишина словно подводит невидимую черту под нашими отношениями. Оказывается, я все же на что-то надеялась. На понимание? Да, и на сочувствие тоже.
«Никто…» — В ушах звенит собственный голос.
«Никогда», — отвечает тишина голосом Ильяса.
35
— Я должен был… — Илья проводит ладонью по лицу и ерошит короткие волосы. — Я должен был иначе отнестись к твоим словам.
Я все еще не привыкла к его стрижке. Да и когда бы? После Москвы мы видимся всего второй раз. «Хвост» остался в прошлом, вместе с Ильей, а сейчас рядом со мной Ильяс, и я совсем не знаю этого мужчину.
— Не должен, — отзываюсь я. — Он твой отец. Ты поступил, как любящий сын.
— Тами, ты — жертва в этой истории, но жалеешь всех, кроме себя, — вздыхает Ильяс.
— Я живу с этим несколько лет, привыкла уже, но не хочу, чтобы страдали те, кто мне дорог. Жаль, что у меня не получилось уберечь тебя от этой боли. Благодаря тебе я перестала бояться близости с мужчиной, а за добро отплатила злом.
— Ты ни в чем не виновата. И я понимаю, как тебе тяжело…
Нет, Ильяс, ты не понимаешь. Я всего лишь хотела быть счастливой. А кто этого не хочет? Я поверила в любовь, поверила в искренние чувства, поверила, что нужна кому-то еще, кроме мамы. И осталась наедине с проблемой, без поддержки и сочувствия. Я не виню тебя, но ты не представляешь, как невыносимо больно от того, что во время тяжелого разговора с твоей матерью ты стоял за дверью, не вмешиваясь. Ты позволил ей унижать меня, тебя не возмутило то, что она меня ударила, потому что важнее была не я, а возможность узнать, что произошло много лет назад, не причиняя боли собственным родителям.
Ты получил подарок за то, чтобы жениться на той, кого выбрал отец. Ты тщательно продумал, что делать с ненужной женой. Почему бы не пожалеть ее, правда?
— Тебе тоже тяжело, — произношу я вслух. — Прошлое не изменить, надо жить настоящим. Кстати, зачем ты обрезал волосы?
Я сознательно меняю тему разговора. Что толку переливать из пустого в порожнее? Что делать дальше, мы решили еще в Москве. Ильяс принес извинения, больше обсуждать нечего.
— Волосы? — Он смотрит на меня недоуменно, но, быстро сообразив, чего я добиваюсь, облегченно смеется. — А, ты про стрижку. Уж и не помню, против чего я бунтовал в юности. Кажется, против всего, что мне навязывали. И как-то пообещал маме, что постригусь только к свадьбе.
— Да ты упрямец, — улыбаюсь я.
— Еще какой! — Внезапно Ильяс серьезнеет, и от его взгляда по спине бегут мурашки. — Тами, выходи за меня замуж.
Ошеломленная его предложением, я испуганно на него таращусь. О чем это он? Я и так выхожу за него замуж: на пальце кольцо, подаренное им на помолвке, в ЗАГСе — заявление на регистрацию брака.
Ильяс с досадой качает головой.
— Не так… Я хотел иначе… Тами! Нам же было хорошо вместе? Правда?
— Правда, — подтверждаю я.
Чего грешить против истины? Я чувствовала себя счастливой, когда мы были вдвоем.
— Здесь никого нет, — продолжает Ильяс. — Только ты и я. Давай устроим пикник? Ты правильно сказала, прошлое не изменить, но в настоящем нас двое. Мы же можем просто провести время вместе?
— Забыв о том, что вместе мы быть не можем? — уточняю я.
— Хотя бы ненадолго, Тами. Пожалуйста.
— Хорошо.
«Правда?» — спрашивает Ильяс взглядом. Тяжело поверить, что я так легко согласилась?
«Да», — киваю я.
Я не смогу забыть, но хочу притвориться. Ильяс — мой дьявол-искуситель, он умеет соблазнять. Я устала от боли, мне нужен отдых. Как бы ни обижалась, но я люблю Ильяса, и его предложение кажется мне прекрасным. Он и я, без родственников и проблем. Я украду еще немного счастья, только и всего.