Пази снова высморкался.
— А если еще кто погибнет? — робко поинтересовалась актриса Алексахина.
— Мы приняли меры. — Пази заходил взад-вперед. — Во-первых, все спектакли будут начинаться на два часа раньше, а то и больше, чтобы закончиться до наступления темноты. Во-вторых, театр оцеплен ОМОНом. В-третьих, на каждом этаже, в каждом коридоре и на каждой лестнице круглосуточно будет дежурить тот же ОМОН. Убийцу найдут! Обязательно найдут!
— А можно спросить, Владислав Борисович? — Почеренков встал. — В туалете тоже ОМОН будет дежурить?
Хабенский дернул его за рукав.
— А что? Я просто уточняю.
— Да, будет. Туалет признан возможным местом его обитания.
— Чьего? — не понял Михаил.
— Маньяка, — ответил Пази.
— Что он, в унитазе, что ли, обитает? Как редкий вид канализационного крокодила? — не унимался Почеренков.
Его перебила артистка Елена Комисаренко:
— Позвольте, Владислав Борисович. Эти ребята, ОМОН то есть, они и в женском будут дежурить?
— Да, — твердо сказал Пази, — ничего страшного. Я думаю, вы понимаете, что жизнь дороже, — и добавил неодобрительно: — А вам, Михаил, все бы шутки шутить.
Все разошлись, тихо переговариваясь и непроизвольно оглядываясь по сторонам. На спектакле все было как обычно: истерический смех влюбленных девиц, цветы и аплодисменты. Несмотря на некоторую удрученность, Почеренков залихватски съел положенную куриную ляжку и, как всегда, вызвал овации сценой с «хлебушком и мышами».
— Фу, первый раз вроде отыграли, — с облегчением сказал Почеренков, когда они поднялись в гримерку. — Только бы завтра продержаться и можно обратно, в Москву.
— А тебе не кажется, что все это лажа? — Хабенский закурил.
— Ну, — начал Почеренков.
В дверь постучали.
— Да! — Хабенский затянулся.
Дверь резко открылась, и в гримерку вошла высокая худая девица в черном, в темных очках, с прямой темной челкой. Михаил Почеренков бросился к ней.
— Любимая! Я же тебе говорил! — обернулся он к другу. — А где?..
— В Караганде, — жестко ответила девица, садясь на кушетку. — Костя, выйди на минутку. Нам с Мишаней надо кое-что обсудить.
— Не понял. — Хабенский затушил окурок в пепельнице. — А где твое «здравствуй»? И где твоя подруга?
— Я же сказала, в Караганде.
— Что случилось? — Почеренков сел рядом и попытался обнять девицу за плечи.
— Много что случилось, Миша, очень много.
Хабенский встал и пошел к двери.
— Удачных разборок вам, друзья. — И добавил, выходя: — Все бабы одинаковые. Даже самые… Надоело все. Постоянно одно и то же.
— Я так соскучился, — заныл Почеренков, — мы вас так ждали…
— Да? А мне кажется, вам было чем заняться. — Девица холодно отстранилась. — Вы же у нас звезды, вы идете нарасхват.
— О чем ты, дорогая? У меня вчера были съемки…
— Да вы даже не заботитесь о том, чтобы не оставлять после себя компромата! — По-прежнему не поворачиваясь к актеру, девица повысила голос. Он не казался взволнованным, скорее в нем сквозила холодная ярость, и Михаил поежился, словно от холода, в теплой гримерке.
— Какого компромата?
— Такого! — Она достала из кармана и бросила ему на колени пачку цветных фотографий. — Это здесь, в ночном клубе, а это в Москве. И все — на глазах у журналистов! Узнаешь?
— Нет, — ответил Почеренков, замотав головой и глядя на нее честными, широко раскрытыми голубыми глазами. — Откуда это у тебя?
— Из Интернета. Их может посмотреть любой желающий, абсолютно бесплатно. Вся страна любуется. А ваша фотосессия ню? Та, которую потом напечатали в желтой прессе, с проститутками.
— С моделями…
— Какие они модели? Проститутки — и они, и фотограф! Что, скажи, вы их не трахали после съемок? И до, и во время?!
— Нет, послушай! — Почеренков встал. — А ты сама?..
— Нет, это ты послушай! Я уже достаточно тебя слушала: «Любимая, прости, это было в последний раз, я исправлюсь!». На чем вы сегодня приехали?
— На «Николаевском экспрессе», а что?
— А то! С проводницей, как обычно, вино пили? Ты, проводница и Костя.
— Костю не трогай! И вообще, нас эти поклонницы уже достали, никого у нас нет, кроме вас, ну что ты говоришь?
— Никого у вас больше не будет, в этом уж будь уверен. ЭТО не смогу остановить даже я. Даже если очень постараюсь.
— О чем ты?
— Уже неважно.
Девица встала, сняла очки и пристально посмотрела на Почеренкова.