«Кстати, давно уже собираюсь Вам сообщить, но все как-то забываю. Я в своих египетских изысканиях дознался происхождения слова „зух“. Оказывается, это египетское слово „зухи“, что значит — крокодил. Когда греки захватили Египет и познакомились с крокодилами, это слово вошло в греческий язык и превратилось в „зухос“, приняв греческое окончание. Латинизируя это слово, Брум и получил загадочное „зухус“, которого нет ни в одном из доступных нам словарей. Итак, Ваше прозвище, надо сказать, довольно почтенно, как по древности происхождения, так и по животному, которое обозначает.
Всегда Ваш И. Ефремов»
Дача — вещь, необходимая каждому. Комфортабельная дача отличается от некомфортабельной удобствами в самой даче. Я заблудилась ночью, между грядок с морковью и цветочной клумбой в поисках сортира на не очень комфортабельной даче фанатки Хабенского. Вместе со мной блуждал огромный пес Бонни. Бонни не очень хорошо себя чувствовал — накануне его перекормили гречневой кашей с мясом, а потом он совершенно самостоятельно прихавал половину замороженной курицы, размораживаемой хозяйкой к ужину. Бонни громко пукал и слегка поскуливал, но ему не был нужен сортир, а мне он был нужен просто до зарезу.
— Где ты, Зухус, — шептала я, но пока не пукала. Как тебе там с папой?
— Где ты? Потерялась, что ли?! — раздался встревоженный трубный голос фанатки Хабенского.
— Где ты, Хабенский? — всхлипнула я и пописала куда-то в морковь, рядом с Бонни.
— Ее нет нигде! — донесся еще более встревоженный голос фанатки Почеренкова.
— Где ты, Миша? — Я, шмыгнув носом, натянула трусы и джинсы, мокрые до колен от росы, и пошла, сама не зная куда. Поникший Бонни шел рядом.
— В театре просто ужас какой-то!! — продолжало доноситься из темноты. Видимо, фанатки Хабенского и Почеренкова объединились и решили прочесать сад.
«Ужас в театре» мы сотворили с Зухус. Просто так. От скуки.
УЖАС В ТЕАТРЕ
ГЛАВА 1
Поздней ночью в гримерке Театра имени Ленсовета сидели и пили водку двое: народный артист Сергей Мигицко и молодой артист Александр Койгеров. Мигицко недавно стукнуло пятьдесят. Был он высок, мословат, и на лице его, дряблом от обилия театрального грима, легко можно было прочитать каждую мысль. Койгеров, напротив, был молод, прыщав и зелен. Оба собеседника блондины, но шевелюры их разнились так же, как и лица: растительности на голове Мигицко практически уже не было, над ушами и на затылке сиротливо лохматилось что-то наподобие жеваного мочала. Простоватый череп Койгерова покрывали роскошные золотистые локоны, благодаря которым он частенько играл героев-любовников.
Сергей Мигицко сидел на кушетке в одних игривых белых трусиках, а Койгеров зябко кутался в нежно-сиреневую вязаную шаль, заимствованную у артистки Камчатовой.
— И т-ты утверждаешь это на полном серьезе? — Мигицко почесал подмышку и широко осклабился.
— Конечно, Сергей Григорьевич! Я понимаю, вы мне не верите. — Койгеров опрокинул в себя полстакана водки и закашлялся.
— Закусывай! — пододвинул ему тарелку с нарезанной ветчиной Мигицко.
Койгеров закивал, торопливо прожевал кусок ветчины и продолжал:
— Я видел его так же близко, как сейчас вижу вас. Я вышел в туалет после спектакля, открыл дверь кабинки, а там… — Он торопливо сжевал еще один кусок ветчины и снова закашлялся.
— Т-ты жуй к-как следует, Саша, — по-отечески заботливо похлопал его по спине Мигицко.
— Я жую, жую. Спасибо, Сергей Григорьевич. Оно черное, огромное, лохматое, и такой запах…
— Может, к-кто п-пошутил? — Мигицко наполнил стаканы водкой.
— Да какое пошутил, Сергей Григорьевич! Там оно было, там. Клыки еще такие у него. — Койгеров развел руки в стороны сантиметров на сорок.
— А х-хвост?
— Да не видел я никакого хвоста! Я так испугался, в ступор вошел. Смотрю на него, смотрю, прям в его глаза, а они у него — во! Красные, горят.
— В т-туалете видел? И никого т-там больше не было, к-кроме тебя?
Мигицко вылил в себя водку и не спеша закусил черной маслиной из жестянки.
— Никого, Сергей Григорьевич. — Койгеров последовал его примеру.
— Вот ч-что я тебе с-скажу, Санек. — Артист Мигицко поднялся и стал натягивать щегольские бледно-голубые клешеные джинсы. — Это тебя напугал кто-то. Подшутил. Т-точно тебе говорю. К-кто-то из наших. Может, Олежа Андреев, может, Ш-шура Новиков, а может…