Я выползла в прихожую.
– Макс! Ты же должен сейчас спать в палате? О! Роман! Где вы встретились? Что случилось?
Макс бросил на тумбочку у входа связку ключей и показал на Микки:
– Оно кто?
– Пошли в столовую, – предложила я, – чай, кофе, пицца! Его зовут Микки. Капа отняла его у крокодила! Сейчас объясню.
Я быстро изложила мужу историю про Майами и аллигатора, потом услышала рассказ Макса.
В клинике неуютно, кровать узкая, подушка комкастая, одеяло тонкое, нет канала «Анимал плэнетс» и любимой жены под боком. На ужин Максу принесли манную кашу, а он ее с детства ненавидит.
– В чем смысл таких мучений? – вопрошал муж. – Завтра в полдень меня обещали выписать. Ночь в клинике – пустая затея, врачи ушли, имплант стоит, да еще у Воронина неприятности!
Я оперлась локтями о стол и взглянула на большие часы. До полуночи оставалось десять минут. Очень надеюсь, что день невзгод подошел к концу и завтра по закону вселенской справедливости на меня хлынет дождь удачи.
Роман начал жаловаться, я слушала его вполуха, думая, как избежать встречи Геннадия Петровича с Максом.
– Отдел пустой, – канючил Роман, – я устал, замотался. Тащу один телегу, остальные сладко устроились! Придут новенькие, зеленые редиски, легче мне не станет. Пять месяцев назад начал лыжи вострить в другое место, крутое! Зарплата, вау! Машину дают, соцпакет, работа интересная, ну супер! Но! Сегодня оттуда позвонили, надо выйти через две недели! Иначе я пролечу, как гипсокартон над Парижем.
– Не вижу проблемы, – вздохнула я. – Пиши заявление по собственному желанию, и в добрый путь!
Воронин залпом выпил чай.
– Ха! А начальство?! Шеф конкретно взбесился, когда про мой уход услышал! Обозвал предателем!
– Не обращай внимания, – посоветовала я, – обойдется. Никто не имеет права насильно задерживать человека на работе!
– Вроде так, – засопел Рома, – а в действительности все иначе. Шеф сказал: «Жду закрытия дела Бороздиной. Справишься? Черт с тобой, вали прочь. Но если висяк! Я о тебе такую информацию на новое место сообщу, что тебя даже в мойщики унитазов туда не возьмут. Работай лучше!»
– Вот гад! – возмутилась я. – Но разве с Надеждой Ивановной есть проблемы? Установили причину смерти портнихи?
– Инфаркт, – ответил Роман, – она скончалась почти мгновенно, хорошо, не на шумном проспекте, никого с собой не прихватила!
– И почему ты впал в депрессию? – удивилась я. – Жаль Бороздину, но ее смерть естественная. Деньги вернутся к хозяевам, и не наша забота выяснять, каким образом у старухи оказалось два миллиона евро. Подозреваю, что ее попросили их кому-то передать, но ты же помнишь беседу с Лидией и ее дочерью?
– Сделай новую заварку, – попросил Макс, – какой-то чай не ароматный получился.
Меня осенило, как справиться с проблемой Мохова.
– Мальчики, хотите коктейль? Я узнала новый рецепт!
– Давай! – обрадовался Рома.
Я вытащила из бара бутылку. Макс засыпает, едва отхлебнув водки. Не знаю, почему она именно так действует на мужа, мне сейчас важен результат. Так, лимон, лайм, мята, лед, побольше алкоголя, чуть-чуть сиропа, горькую настойку, соус табаско, зонтик, вишенка. Готово! Макс не поймет, что в основе смеси водка.
Я водрузила на стол стаканы.
– Красота! – восхитился Роман и сделал большой глоток, Макс последовал его примеру.
– Ух, странный вкус, – сказал муж, – оригинально! И что там с Бороздиной и деньгами?
– Дело нечистое, – продолжил Воронин. – Ну совсем даже грязное! Купюры проверили.
– Фальшивые? – предположила я, с радостью наблюдая, как Макс допивает смесь.
Сейчас муж захочет спать, уйдет в комнату, я живо выгоню Романа и займусь Моховым.
– Настоящие, – сказал Роман. – Максюха, можно, я у тебя останусь? Срубило меня, как яблоню, прямо шатает.
– Пойду, постелю тебе в гостевой, – зевнул Макс.
Я подскочила, как на пружине.
– Милый! У тебя была операция.
– Ерунда, – отмахнулся муж, – наркоз не общий, я лежал, как в дурмане, звуки издалека доносились, свет видел!
– Лучше иди баиньки, – защебетала я. – Сама Ромой займусь.
– Не хочется за полночь тебя тревожить, – зевнул Макс, – где у нас постельное белье?
Я обняла мужа.
– Солнышко, пока я тебе объясню, что где лежит, утро настанет! У тебя глаза слипаются.
– Точно, – согласился Макс и зевнул.
– Посиди здесь, – приказала я Роме и снова повернулась к Максу: – А ты, милый, отправляйся в ванную, я тебе постель расстелю. Кстати, Капа спит в моей спальне, поэтому я лягу с тобой, обещай не храпеть!
– Клянусь, – торжественно произнес муж.
Увы, находиться ночью в одной постели с Максом – огромное испытание. Засыпая, мой супруг начинает издавать звуки, по сравнению с которыми раскаты грома кажутся шуршанием конфетного фантика. Поэтому у нас разные опочивальни, чему я очень рада. Макс любит читать до трех утра, а я не могу задремать при свете. Мне нравится есть в кровати шоколадки, Макс не возражает, но один раз я увидела, как он тщательно встряхивает простыню, и поняла: некоторые мои привычки не по вкусу супругу. Добавьте до кучи его храп, и станет понятно, почему я предпочитаю устраиваться на ночь отдельно. К счастью, у нас есть возможность оборудовать два автономных спальных места, в противном случае, боюсь, мы не смогли бы достичь консенсуса. Не счесть развалившихся браков, которые могли спасти отдельные спальни супругов.
Храп полетел по квартире через десять минут, я заглянула на кухню и сказала Роману:
– Сиди. Сейчас постелю.
– Не беспокойся, – смутился Воронин, – дай мне комплект белья, сам справлюсь.
– Нет, – отрезала я, – не выходи в коридор. Собака, которую привезла Капа, очень злая. У Микки зубы, как иголки у швейной машинки, дико больно кусается. Будешь один тут шастать, точно нападет.
– Ой! Я не пошевелюсь, – испугался Роман.
Я удовлетворенно кивнула и поспешила в гостевую. Роман не трус, он не раз задерживал опасных преступников и не спасует при виде бандита с оружием. Но Воронин никогда не имел дома пса, поэтому остерегается собак. Даже щенков-мопсов, таких ласковых и очаровательных, как Фира и Муся, он гладит с осторожностью.
Я решительно вошла в гостевую и замерла. Кровать была пуста. Геннадий Петрович исчез, как роса под солнцем. Сначала я заглянула в шкаф. В нем мирно покачивались пустые вешалки, Мохов надел брюки, рубашку и пуловер. Ботинок тоже не наблюдалось.
Я заглянула под небольшой столик, кресло, затем встала на колени и принялась изучать пространство под кроватью. Никого.
Я зажмурилась, через некоторое время открыла глаза и обомлела. Прямо перед моим носом стояли две ноги, обутые в клетчатые тапки.
– Немедленно убирайтесь вон! – зашипела я и подняла голову.
– Ты чего, Лампа? – обиженно спросил Рома, который зачем-то держал под мышкой меховую шапку. – Сначала разрешила остаться, а теперь гонишь!
Я села на ковер и потерла виски.
– Извини, я не к тебе обращалась.
– А к кому? – не замедлил задать вопрос Воронин.
– Фира с Мусей совсем от рук отбились, – нашлась я, – скачут по дому, безобразничают. Спутала тебя с мопсами! Почему ты ушел из кухни? Я велела там сидеть. Микки кусается.
– Этот, что ли? – засмеялся Роман, а я вдруг сообразила, что он держит не головной убор, а собачку. – Прикольный зверек. Пришел и сам ко мне на колени залез. На дрессированную мышь похож. Прости, Лампуша, умираю, спать хочу, а ты исчезла, пошла вроде кровать стелить и пропала.
– Ложись, – смилостивилась я, – там, под покрывалом, чистое белье.
Воронин подошел к изголовью кровати, поднял подушку и поразился:
– У! Это чье?
Я прикусила губу. Перед взором предстали большие белые, так называемые «семейные» трусы, разукрашенные изображениями ярко-красных кроликов, сгруппированных парами, и огромные черные носки. Можно я не буду рассказывать, в каких позах были нарисованы кролики?
– Твое бельишко? – спросил Роман.
Больше всего мне хотелось натянуть один из гигантских носков на глупую голову Воронина и заорать: «Нет! Ты когда-нибудь имел дело с женщиной, которая носит «боксеры» с ширинкой на пуговицах и туфли сто сорок восьмого размера?»