— Джейн. Джейн де Вестон.
Имя прозвучало будто чужое.
— Говоришь, у нее светлые волосы?
Он кивнул.
— Была бы хорошенькая, если б следила за своей внешностью, но она росла сущим сорванцом. В жизни ни палец о палец ни ударила, вот и стала испорченная как гнилое яблоко. Будь у меня такая дочь, я бы радовался, что она удрала.
Ее щеки вспыхнули. Она с усилием проглотила ком в горле. Неужели в глазах слуг она выглядела настолько избалованной?
— Я видел похожую девушку на дороге. Она была одета в мужское платье.
— О чем и речь. — Гонец поднял кверху указательный палец. — Ты сразу ее раскусил, верно? Жалко ее, бедолагу. Девица она, конечно, непутевая, но такой доли не заслужила. Наверное, ее давно уже нет в живых.
— О, я так не думаю, — поспешно сказала Джейн. Она хотела успокоить своих близких, а не напугать. — Она шла с паломниками. Они не дали бы ее в обиду.
— Тот парнишка сказал то же самое. Вот только осенью в паломничество не ходят.
— Может, она шла поклониться святыне по неотложной надобности, из-за болезни или ради покаяния, например. — Ох, чего ей точно не помешало бы, так это покаяться.
Он вздохнул.
— Когда я передам это ее семье, меня опять отправят гоняться за призраками. Что еще тебе известно, парень? Ты знаешь, куда они направлялись?
— К усыпальнице Годрика Финхальского. — Финхайл был расположен много севернее Кембриджа. Ложный след отвлечет их надолго.
— Уже кое-что. Вот спасибо так спасибо. Будет чем порадовать ее родню. — Он встал. — Что ж, мне пора.
Джейн уцепилась за край стола. Надо задержать его. Она еще не успела спросить о Солей.
— Та девушка упоминала о сестре, которая носила ребенка, — сказала она, повысив голос, и он остановился на полпути.
— Вот как? Значит, это и впрямь была наша беглянка.
— А что в итоге сталось с ее сестрой?
— О, леди Солей и малыш Уильям пережили нелегкие времена. — Он снова двинулся к выходу. — Но они уже оправились, причем настолько, что скоро вместе с лордом Джастином отправятся в путь.
Она хотела было остановить его, расспросить, куда они собрались и зачем, но одернула себя. У странноватого юнца, которым она была в его глазах, не было причин интересоваться его поисками.
— Я уверен, это была та самая девушка, которую ты ищешь! — крикнула она ему вслед. — Она очень переживала за свою сестру. Скажи им об этом!
Он, не оглядываясь, махнул рукой.
Скажи им об этом.
***
Наступил декабрь. Теперь по утрам, чтобы умыться, нужно было расколоть прозрачную корочку льда, которая за ночь образовывалась в бадье с водой.
Общежитие постепенно пустело. Перед весенним семестром шли каникулы длиною в месяц, но студенты начали разъезжаться задолго до святок. Одним не терпелось поскорее свидеться со своими близкими. Другим предстояло долгое путешествие домой по тяжелым зимним дорогам.
Генри и Джеффри уезжали последними.
— Точно не хочешь поехать с нами? — спросили они Дункана.
— Боюсь пропустить собрание совета. — Отговорка, но в целом правдивая, поскольку двадцатого января он должен быть в Вестминстере.
Он и раньше избегал поездок домой, а ехать теперь, чтобы со стыдом узреть опустевшее место отца за столом, было и вовсе невыносимо. Кроме того, он не допускал даже мысли о том, чтобы оставить Джейн одну.
— Мы постараемся разузнать что-нибудь про твоего отца, — пообещал Джеффри.
Дункан благодарно кивнул.
— И не ищи неприятностей на свою голову, покуда нас нет! — наказал Генри и пришпорил коня.
— Каким образом? — крикнул он им вслед. — Я все каникулы просижу при мальчишке нянькой.
У него не вышло выудить у Джейн новые подробности о ее семье. Закончить маскарад она тоже наотрез отказалась. Ну ничего, теперь, когда они остались в общежитии одни, у него наконец-то появится время спокойно все обдумать и решить, как быть дальше.
Эта перспектива, увы, возбуждала его много сильнее, чем хотелось бы.
***
Джейн дала себе зарок избегать его. После заката она поднялась в опустевшую спальню и положила поверх своего тощего матраса еще один. Потом легла, не чувствуя пальцев ног. Даже под тремя одеялами ее колотило от холода.
На лестнице раздались шаги. Она зарылась лицом в матрас и затаила дыхание. Если притвориться спящей, Дункан не станет ее тревожить. Однако, вопреки ее упованиям, он не ушел, а взял и сдернул с нее одеяло. Спасаясь от холода, она подтянула колени к груди и зажмурилась.
— Не притворяйся. Я знаю, что ты не спишь.
Она приоткрыла глаз. Дункан сидел возле нее на корточках.
— Я спала. Пока тебе не втемяшилось в голову заморозить меня до смерти.
— Вставай. Пойдешь ко мне в комнату.
Зубы ее выбивали дробь, и она стиснула их покрепче.
— Мне и здесь хорошо, — отозвалась она, опасаясь, что иначе возникнет соблазн разделить с ним не только тепло его спальни, но и тепло постели.
— Здесь собачий холод, но топить ради тебя одной — расточительно. — Изогнув бровь, он бросил ей вызов: — Маленькому Джону я предложил бы то же самое, так что перестань спорить с логикой и вставай.
Он криво усмехнулся. Темнота скрывала выражение его глаз.
— Можешь не беспокоиться, я тебя и пальцем не трону.
Неприятно было признавать, но он попал в самую точку.
С недовольным ворчанием она поднялась и, волоча за собой одеяло, потопала вслед за ним вниз по лестнице. Едва она переступила порог его комнаты, как ее окутало блаженное, восхитительное тепло. Все мышцы ее окоченевшего тела мигом расслабились и разомлели.
Воистину невообразимая роскошь — спать в хорошо протопленных покоях. Дома она по наивности принимала это как должное. Его комната, в отличие от общих спален, была маленькая, и языки жаркого пламени, потрескивая на драгоценных поленьях, согревали все ее уголки.
— Ложись.
В свете очага она смогла, наконец, разглядеть его глаза — серые, словно летящие по небу тучи, они смотрели на нее с воинственной нежностью.
— Я не буду с тобой спать, — предупредила она.
— Ты будешь спать одна. Я лягу… — он кивнул на свободное пространство у очага, — где-нибудь на полу.
— Теперь ты ведешь себя со мной, как с женщиной.
— Ты и есть женщина. И мы оба об этом знаем.
Джейн хотела было указать на то, что переворачивая логику с ног на голову, он нарушает правила ведения дискуссии, но не успела она открыть рот, как он перебил ее:
— Не спорь и ложись, не то простудишься.
Искушение было слишком велико. Расправленное ложе так и манило к себе. Впервые за день она почувствовала, что согрелась, и потому, поглотив возражения, решила отложить спор до утра.
Дункан отошел к двери, и она, не раздеваясь, забралась в кровать, натянула одеяло на плечи и отвернулась, ощущая спиной жар его взгляда. Он согревал ее сильнее настоящего пламени. Целый семестр она без опасения ночевала в одной комнате с юношами. Они не присматривались к Маленькому Джону.
Но Дункан знал, кем она была на самом деле.
— Добрых снов.
— Куда ты?
— Спи. Я вернусь, когда ты уснешь. — И она услышала, как за ним закрылась дверь.
Разморившись в тепле, Джейн не заметила, как задремала. Когда она проснулась посреди ночи, огонь уже догорел. По комнате пополз ночной холодок. Она была одна. И замерла в ожидании, лежа в его постели, которую он уступил ради того, чтобы ей было хорошо и уютно. Он окружил ее заботой, а она даже не поблагодарила его.
Сверху донеслись звуки гиттерн. Робкие, еле слышные.
Она перевернулась на спину и прислушалась.
Обычно он исполнял лихие студенческие гимны, под которые полагалось драть глотки и чокаться кружками, или, реже, меланхоличные баллады в минорном ключе — только наедине с собой, когда полагал, что его никто не слышит. То были печальные, рвущие сердце мотивы, исполненные горечью утраты, одиночеством и тоской по родному краю.