— Мне кажется, — сказала она, не колеблясь, — я уже твоя.
И, поцеловав ее, он понял, что это правда.
Откинув с дороги покрывало, он подхватил ее на руки, отнес на кровать и лег рядом, ни на мгновение он не прекращая ласкать ее.
Она не лежала пассивно, с покорностью пережидая его страсть, как делали некоторые женщины. Ее поцелуи были жадными, глубокими, руки касались его смело и без стеснения. Она обняла его за плечи, потом ее пальцы сместились ниже и зарылись в поросль волос на его груди.
— Ты… такой необычный, — прошептала она, обводя кончиком пальца его сосок, бледное подобие ее собственного.
Его дыхание опасно участилось. Он придержал ее руку, чтобы не забежать слишком далеко вперед.
— Это ты у меня необычная.
Обмирая от нежности, он поцеловал ее мягкую грудь, захватил губами сосок, столь восхитительно твердый под его языком. Она выгнула спину. Стон вырвался у нее изнутри. Ее пальцы скользнули вниз по его животу, сжались вокруг его члена, и он упруго дернулся, подрагивая в ее ладони.
— Ты такой твердый и мягкий одновременно, — в изумлении прошептала она. — Как я могла подумать, что сумею подделать такую чудесную штуку?
— И в самом-то деле, — хрипло выдохнул он.
Он пылко тронул ее между бедер, раздвигая мягкие, повлажневшие завитки. Она с готовностью открылась ему навстречу и дрожащими пальцами попыталась направить его внутрь, но он остановил ее и пробормотал, урезонивая их обоих — и в первую очередь себя самого:
— Ш-ш. Не будем спешить, любовь моя.
Ибо он впервые предавался любви с девственницей.
Все его прежние пассии — гулящие женщины, развратные вдовушки — знали, что к чему. Их не нужно было учить. В постели они вели себя однообразно. Одни, не издавая ни звука, лежали под ним без движения. Другие блеяли, будто овцы во время стрижки, имитируя страсть. Манера их поведения была определена десятками его предшественников.
Они не ждали от него подвигов. Он был мужчиной. Этого было достаточно.
Но у нее он будет первым. Воспоминание об их близости, о том, что он сделает с нею сегодня ночью, она пронесет через всю жизнь. Своими ласками он сотворит уникальную мелодию, и если после него у нее будут другие мужчины, она будет искать того, кто окажется способен повторить этот мотив.
Мотив, который заставит ее благодарить небеса за то, что она родилась женщиной.
И потому, стиснув зубы, он обуздал свое нетерпение и принялся вспоминать все, что знал о женском теле.
«Уж я в этом разбираюсь», — когда-то бахвалился он перед нею своей искушенностью в любовных делах. Однако до сих пор его познания, как он внезапно понял, ограничивались только его собственным телом. Женские губы, груди, лоно — конечно, он знал, где они находятся, но как правильно обращаться с ними, чтобы она испытала наслаждение?
Он осторожно проник в нее пальцем. Потом вторым. Она закрыла глаза и запрокинула голову — уже, к его радости, скользкая, но такая тугая и тесная, что он испугался, как бы ненароком не разорвать ее.
Она сказала, что хочет его. Что ж, на исходе ночи она познает истинное значение этих слов. Он сделает все для того, чтобы она больше никогда не захотела притворяться мальчишкой.
И с этими мыслями он прижался губами к ее груди.
***
Везде, где он дотрагивался до нее, ее тело начинало гореть огнем. Ее губы, груди, шея, запястья, даже кончики волос, казалось, искрились от страсти. Все ее мысли померкли, осталось только одно устремление — слиться с ним воедино.
Их тела сплелись. Она уже не могла различить, кто кого ласкает. Они притрагивались друг к другу и одновременно издавали стон. Его член — горячая сталь в бархатных ножнах — пульсировал в ее ладони, и глубоко внутри она ощущала ответные спазмы, словно он уже вошел в нее.
Одежда более не разделяла их, но новым барьером стала сама кожа. Одурманенная страстью, Джейн жалела, что нельзя сбросить ее с себя, чтобы раствориться в нем без остатка.
Он немного отстранился.
— Погоди. Ты еще не готова.
Неправда. Она была готова. Она всю жизнь ждала этого мужчину, единственного, кто оказался способен пробудить в ней желание быть женщиной.
Что говорили о физической любви все те глупые женщины, которых она презирала? Что еще ей предстоит узнать о мужском теле и о ее собственном?
Тронув Дункана за колючую щеку, она повернула его лицо к себе и, упиваясь им, заглянула в его глаза — бездонные, темно-серые, они говорили о том, что сейчас он принадлежит ей безраздельно.
— Войди в меня, — прошептала она. И развела колени.
Он дотронулся до нее внизу, и дрожь, которая сотрясала ее тело, стала сильнее и сосредоточилась в одной точке.
Смелая ласка раздразнила ее. Завороженная волшебными ощущениями, которые пробудились в ее теле, она тоже потянулась вниз. Поначалу их пальцы, неловко сталкиваясь, двигались в разном ритме, а потом приноровились друг к другу и завибрировали в абсолютной гармонии, создавая мелодию, которую возможно было сотворить только вдвоем.
Все ее ощущения стремительным потоком хлынули вниз, к точке, где бились их пальцы. Ее плоть конвульсивно разомкнулась, требуя, чтобы он заполнил собою болезненную, ноющую пустоту, и он, почувствовав ее немой призыв, вошел в нее.
Они слились воедино. Все грани, все различия стерлись. Они стали, наконец, одним существом, более не разделенным на мужское и женское, единым духом, сотканным из двух душ, которые воспарив над их телами, образовали одно неразделимое целое.
Не в этом ли главный секрет бытия?
Но увы, он не сделал ее своей в полном смысле этого слова. В последнее мгновение он резко вышел и, содрогаясь, оросил семенем не ее лоно, а простыню под ее бедрами. И она, прижимаясь губами к его влажному виску, перебирая черные завитки волос на его макушке, не знала, благодарить его за предусмотрительность или ненавидеть за то, что он прервал момент наивысшего единения, какое только возможно между мужчиной и женщиной.
Он задремал в ее объятьях. Свеча догорела, а вместе с нею угасло и дивное ощущение близости.
Она снова стала Джейн. Ее былые страхи вернулись в новом обличье, и она поняла, что отныне зависит от этого мужчины по-настоящему.
Потому что без него ее жизнь потеряет смысл.
Глава 16.
Ее разбудил перезвон колоколов. Зимнее небо хмурилось, мешая понять, который сейчас час, сумерки на дворе или рассвет. Должно быть, они проспали утреннюю мессу. Впрочем, не страшно. Во время каникул, когда колледжи пустели, а студенты в большинстве своем разъезжались по домам, священники открывали двери церквей сами.
Еще в полусне она вспомнила, где она. И кто с нею рядом.
Всю ночь он не отпускал ее от себя, но не сковывая движения тесными объятьями, а бережно держа ее за руку. Несколько раз она просыпалась и замечала, что он не спит. Смотрит на нее.
Потом его тоже сморил сон.
Лежать рядом с ним было невероятно уютно. Их тела подходили друг к другу, словно новая, хорошо подогнанная одежда, которая идеально облегала тело.
Она смотрела, как размеренно вздымается и опадает его грудь в такт ее дыханию. За окном, созывая покупателей, голосил торговец дровами. Его голос далеко разносился в звенящей тишине, шаги были приглушенными. Джейн прислушалась, и за шорохом шагов услышала легкое поскрипывание.
Соскочив с кровати, она подбежала к окну и распахнула ставни. На улице было белым-бело. Снежинки кружились в воздухе, укрывая землю мягким искристым покрывалом. Первый снег!
По полу потянуло сквозняком. Выудив свои вещи из стопки на сундуке, она оделась.
— Дункан, вставай скорее.
— Что такое? — Его выбросило из кровати. Пошатываясь спросонья, он оторопело зашарил по бедрам, словно пытаясь нащупать рукоять меча. — Кто-то идет?