— Это буду я.
— Перелом крайне сложный. Я могу оставить руку, как есть, и тогда он больше никак не сможет ею управляться. Или могу попробовать подвигать кости и вправить на место. Я ничего не обещаю, но в этом случае появится шанс, что он сможет выполнять рукой хоть какие-то действия. — В его глазах появилось сострадание, и уже мягче он прибавил: — Но учти, шанс совсем небольшой, а боль будет невыносимая.
Она знала, какой выбор сделал бы Дункан, будь он в сознании.
В нашем мире калекам нет места.
Она коснулась губами его влажного лба, потом посмотрела хирургу в глаза.
— Делайте что угодно, лишь бы его вылечить. — И когда Дункан закричал, она запела. Но уже другую песню.
Смотреть на тебя приятно моим глазам, ласкать тебя приятно моим ладоням, целовать тебя приятно моим устам, любить тебя дорого моему сердцу.
Позволь возлечь с тобой рядом, позволь любить тебя вечно. Всю жизнь, пока я дышу.
Когда хирург ушел, она, следуя его наставлениям, день и ночь напролет меняла окровавленные повязки и, чтобы сбить жар, прикладывала ко лбу Дункана тряпицу, смоченную холодной водой. И еще она вызвала Мэтью Грегори, дабы знать наверняка, что сделала все от нее зависящее.
Наконец он забылся сном. Больше ничего нельзя было сделать. В безмолвии комнаты пульсировала боль.
Распахнув ставни, Джейн сощурилась, когда в глаза ударил яркий солнечный свет. За пределами комнаты жизнь шла своим чередом. Внизу трапезничали студенты, сокрушаясь о том, что случилось с Дунканом. Скоро они разойдутся кто куда — на уроки, в церковь, в пивные. Будут жить своей жизнью.
Но жизнь Дункана никогда не станет прежней.
Он больше не сможет держать меч или исправлять ошибки в студенческих сочинениях. Не сможет взять гиттерн и сотворить мелодию.
Повернувшись к внешнему миру спиной, она наблюдала за ним и молилась о том, чтобы он пробыл в блаженном забытьи как можно дольше.
Он проснулся только на следующее утро. Она не пропустила этот момент, ибо всю ночь не сводила с него глаз.
Еще не осознавая, что с ним произошло, он улыбнулся и знакомым жестом попытался протереть глаза. Она не успела остановить его. Подняв руки, он долгое мгновение непонимающе смотрел на бесформенную из-за слоев бинтов кисть. Потом по его лицу она поняла, что к нему вернулась память.
Надеясь отвлечь его, Джейн накрыла его руки ладонями.
— Ты жив, — горячо зашептала она. — Я с тобой. Все будет хорошо.
Он высвободился и отодвинулся, потом попробовал сжать правую руку в кулак, словно хотел разочарованно стукнуть ею по ладони.
Она придержала его руки.
— Лежи смирно. Иначе кости могут сместиться и срастись неправильно.
Он взглянул на нее, безрадостно и сурово.
— Они срастутся неправильно в любом случае.
— Это еще неизвестно. Главное, их не тревожить, а там посмотрим. — Она обещала себе больше никогда не замалчивать правду, но именно этим она сейчас и занималась.
— Не нужно кормить меня сказками. Я не ребенок. — Он приподнял искалеченную руку здоровой. — Я же не совсем профан в медицине. Даже если кости срастутся, эта рука больше ни на что не годна.
— Неправда…
Он резко сел и, словно палицей, потряс перед ее лицом обмотанной окровавленными бинтами кистью.
— Я смогу ею писать? Отвечай.
Сжав губы, она покачала головой.
— А держать меч?
— Не знаю. — Нужно остановить поток этих ужасных вопросов. — Прошло слишком мало времени…
Но он, развенчивая ее ложь, не давал ей пощады.
— Эти никчемные пальцы смогут ласкать тебя так, как тебе нравится? Они смогут заставить тебя кричать от наслаждения?
— Это неважно. Мы что-нибудь придумаем…
Здоровой рукой он неуклюже ухватился за ее плечо.
— Не лги мне, женщина. — Не голос, а рык, полный гнева и боли. Он взглянул на гиттерн, стоявшую возле кровати. — Я смогу снова играть?
Она перевела взгляд на инструмент, потом снова посмотрела ему в глаза.
— Когда-нибудь.
Он отпустил ее, почти оттолкнул.
— Ты хотела сказать, никогда.
Оно и к лучшему, что он умер. Так он говорил о своем брате.
— Я буду с тобой рядом. Мы вместе преодолеем все трудности. В конце концов, ты можешь преподавать.
Его глаза стали пустыми. Он смотрел на нее, но не видел.
— Мне и раньше-то было почти нечего предложить тебе, а теперь и вовсе. Ни тебе, ни кому-либо еще. — Он лег и повернулся к ней спиной. — Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Закаленная долгими часами, проведенными у его постели, она встала.
Он привык помогать людям, но совсем не умел принимать помощь. Пока он приспособится, пройдет немало времени. Ничего. Она подождет.
— Я уйду, но только затем, чтобы принести воду и свежие повязки.
Но когда она вернулась, дверь оказалась заперта изнутри.
Глава 24.
Эта таверна была уже пятой по счету, и в каждой Джастин заказывал обязательную кружку эля.
Он медленно потягивал напиток, все еще пребывая в дурном настроении из-за размолвки с женой. Они ведь с самого начала условились всегда говорить друг другу правду. И тем не менее Солей скрыла от него тот факт, что в Вестминстере виделась с Джейн, а когда, наконец, рассказала, было уже поздно. Девушка снова бесследно исчезла.
Маленькая дурочка сделала именно то, чего они так боялись: сбежала, переодевшись в мужское платье, и вдобавок ко всему влюбилась без памяти.
Симпатии его жены, излишне мягкосердечной, были целиком и полностью на стороне сестры. Сам он на ее месте без лишних разговоров увез бы ее домой, вместо того чтобы отпустить к человеку, который вне всякого сомнения воспользовался наивностью этой бедняжки.
Она живет в общежитии — вот и все сведения, которыми снабдила его жена. Но в Кембридже их было десятки, и потому, чтобы напасть на след, ему пришлось обивать пороги питейных заведений. Разумеется, школярам было запрещено посещать таверны, но к счастью на это правило они обращали не больше внимания, чем в его бытность студентом.
Отвыкший от терпкого вкуса студенческого эля, он отставил кружку и в пятый раз изложил историю о юном студенте и его наставнике-северянине. На этот раз ему улыбнулась удача.
— Похоже, вы имеете в виду Дункана и Маленького Джона. — Лицо хозяйки прояснилось. — До той кошмарной драки они частенько сюда захаживали. Прошло уже дней десять, не меньше, как их не видать.
— Где они живут?
— В общежитии «Солар». Напротив Святой Троицы.
Он хотел было вернуться в гостиницу и сообщить радостные вести жене, но решил не искушать судьбу и не терять времени.
На сей раз Джейн не ускользнет от него.
***
Джеффри потряс ее за плечо, и она проснулась.
— Там внизу какой-то человек, — сообщил он, озабоченно хмурясь. — Он спрашивает Джона.
Она села и, прогоняя остатки сна, тряхнула головой.
— Как Дункан? — Когда он от нее закрылся, она снабдила Джеффри и Генри подробными инструкциями, как за ним ухаживать, а они уступили ей свою комнату, где впервые за несколько дней у нее получилось выспаться. — Он впустил тебя?
— Да, и хирурга тоже.
Она свесила ноги на пол.
— Он поел?
— Немного.
Что ж, по крайней мере, этот упрямец не собирается морить себя голодом.
— Который сейчас час? — Она спала так крепко, что не слышала звона колоколов.
— Девять утра.
Джейн пригладила ладонями волосы. Она не меняла одежду больше недели. Можно только гадать, когда теперь у нее получится вымыться.
— Джеффри, — начала она, — ты, наверное, хочешь спросить…
— Мы все знаем. Он рассказал нам перед самой дракой.
— Вам? — Она осеклась. — Тебе, Генри и кому еще?
— Только нам. Случайно узнали еще несколько человек, которые в тот день были с нами, но я позаботился о том, чтобы они держали язык за зубами.
Милый, добрый Джеффри.