***
Сидя впереди Дункана на крепком вороном коне, Джейн куталась в плащ под напором гулявшего по долине мартовского ветра.
— Почти приехали. — Его теплое дыхание овеяло ее ухо. — Гляди. Вон наша башня.
Она увидела приземистую, квадратную в основании башню, совсем такую, как он описывал. Рядом стояла церковь из желтого камня.
— А вон и горы. — Он отпустил ее талию и привольно развел руки в стороны.
Она перевела взгляд на заснеженные вершины, которые заманчиво высились вдалеке.
— Чтобы на них забраться, мне понадобятся башмаки покрепче, — ответила она, и он снова стиснул ее в объятьях.
Обаяние этого дикого края, такого непохожего на все, что она видела до сих пор, постепенно завладело ею. По мере того, как они приближались к башне, росло и ее волнение.
Как отнесутся к ней его близкие?
У неприступной, без единого оконца, башни лошадь остановилась, как будто поняла, что путешествие окончено. Несколько неловко, ибо ему приходилось управляться одной рукой, Дункан спешился, потом помог и ей спуститься на землю. На короткий миг прижавшись к нему, она ощутила силу и надежность его объятий.
Из башни вышли двое мужчин. Один лицом походил на Дункана, а второй, крепкий и седовласый… таким Дункан, наверное, станет через много лет.
Его отец.
Дункан споткнулся, и она взяла его под руку.
На пороге появились две женщины — очевидно, его мать и жена его брата — и замерли, словно не решаясь без разрешения выйти наружу. Неужели ее ждет в этом доме такая же доля?
— Отец? — Дункан не мог поверить своим глазам.
Они шагнули друг другу навстречу.
— Когда тебя отпустили? — Он не знал, плакать или смеяться.
— С месяц назад.
— Но как? Каким образом? — Золото в кармане словно обратилось в свинец.
— Я продал скот, — ответил брат. — Коров, овец… все до последнего ягненка.
Дункан обвел взглядом опустевший двор. Не было слышно привычного блеяния и мычания. Не пахло влажной, еще не остриженной шерстью. Они отдали все, что имели.
— Я приехал, чтобы спасти тебя.
— Но ты ведь теперь ученый человек. — Отец с озадаченным видом поскреб макушку. — У тебя важная работа.
— Не важнее семьи.
— Ты, что ли, хочешь остаться? — Ему показалось или в этом вопросе и впрямь промелькнула нотка надежды?
Он оглянулся на Джейн. Она смотрела вперед спокойно и храбро, но он побоялся давать однозначный ответ, не убедившись, что она — или он — здесь приживется.
— Да. До тех пор, пока не родится наш ребенок.
Отец и брат молча оглядели ее, только теперь догадавшись, что перед ними стоит девушка, а не юноша.
— Это моя жена. Ее зовут Джейн, — произнес Дункан и замер. Одно слово против нее — и он защитит ее честь, пусть даже одной рукой, а после уедет и никогда не вернется.
Джейн — высокая, стройная, светловолосая — пошла навстречу его отцу. Полы ее плаща развевались под резкими порывами ветра.
— Рада познакомиться с вами. — Она протянула руку.
Отец с интересом склонил голову набок.
— Никак не разберу, кого ты привез мне, сынок. Парня или девицу?
Дункан здоровой рукой обнял ее за плечи.
— Она женщина, отец. И женщина редкостная. Она не отказалась от меня, несмотря вот на это. — Красноречивым жестом он показал свою правую кисть. — Она не отказалась ехать со мной, зная, что, если придется, я обменяю себя на твою свободу. И я буду горд и счастлив прожить с нею всю жизнь.
Отец оглядел свои пустые, заскорузлые ладони.
— Нам особенно нечего вам предложить.
Это чувство стыда было Дункану хорошо знакомо.
— Зато у нас есть, что предложить вам. — Он достал мешочек с деньгами. — Мы привезли выкуп, но раз уж он не понадобится, на эти деньги можно купить овец и зерно. Все, что нужно.
Они с отцом встретились взглядом. Разговоры, объяснения — все это можно отложить на потом. Как и то, что позднее ему придется доказать самому себе, что, несмотря на увечье, он по-прежнему остался мужчиной. В глазах отца он разглядел уважение, и это сейчас было самым важным. Уважение, которого он ждал всю жизнь.
— Редкостная женщина, говоришь? — Отец пожал ее протянутую руку.
Во двор, наконец, выбежали женщины, за юбки которых держались дети, и заверещали вокруг него, а после заключили в свои объятия Джейн.
Отец распахнул руки.
— Тогда она будет тебе под стать, сынок. — Они обнялись, и то было новое начало.
Ноябрь 1389 года.
Услышав, как Джейн закричала, он побежал.
Бросив овец и пастуший посох, он бежал навстречу ее крикам через пастбище, потом по дороге к башне и вверх по лестнице. Крики наслаивались друг на друга, подгоняя его вперед с той же неумолимостью, с которой ребенок рвался наружу из чрева его жены.
Задыхаясь, он остановился на пороге родильных покоев. Все необходимое — сумка с целебными травами, ножницами и нитью — было у него при себе.
Мать преградила ему дорогу.
— Роды — не мужское занятие.
Он нахмурился.
— Моя жена жила среди студентов и изучала латынь. А ее муж поможет своему первенцу появиться на свет.
Мать неодобрительно покачала головой, но все же отошла в сторону. Со временем они научились не спорить с Дунканом и его сорванцом-женой.
Завидев его, Джейн улыбнулась, и он, взяв ее маленькую ладонь, попытался сжать ее своими искалеченными, плохо гнущимися пальцами.
— Я здесь, моя милая.
Лицо ее было залито потом, спутанные волосы разметались по подушке. Получив передышку между схватками, она взглянула на него, тепло и спокойно.
— Роды, знаешь ли, не мужское занятие.
Он рассмеялся, на секунду забыв о страхе.
— Ребенка мы делали вдвоем, а мучиться родами ты хочешь одна? Нет уж.
Джейн пробыла в тягости всю весну и лето и к концу осени отяжелела настолько, что с трудом передвигалась. Повитуха божилась, что в жизни не видала такого большого живота.
Началась новая схватка.
Он долго сжимал ее руку, помогая тужиться, и наконец его сын выскользнул из ее чрева и оглушительно завопил, приветствуя своим криком мир.
А за ним на свет появилась его дочь.
***
На следующий день она полулежала в кровати и по очереди кормила младенцев, а он, присев рядом, играл на гиттерн, которую хотя и с трудом, но получилось выправить. Как и он сам, инструмент был искалечен, но все еще жив. Перебирать струны с прежней ловкостью он больше не мог, но ту песню, которую она знала и любила, сыграть все же сумел.
Позволь любить тебя вечно. Всю жизнь, пока я дышу.
— Мне пришел ответ, — проговорил он, когда наступила тишина. — Из того колледжа в Париже.
Она с надеждой взглянула на него, и ее глаза распахнулись. Парижский колледж Святого Космы, где учили медицине, нанимал на работу и женатых преподавателей тоже.
— И что они ответили?
Он улыбнулся, широко и счастливо.
— Они ответили «да».
Она потянулась к нему, и они обнялись, держа младенцев между собой, а затем принялись строить планы о том, как весною отправятся в Париж, как она будет помогать ему работать, как в свое время они вернутся и принесут знания на север, к которому она успела прикипеть всей душой.
Когда-нибудь они непременно вернутся. Но сперва повидают мир.
— Вот. Подержи ее. — Джейн протянула ему темноволосую девочку, чтобы приложить к груди ее брата. — Она поела.
Он бережно прижал крошечный сверток к груди.
— Я хочу назвать ее Элис, — задумчиво молвила Джейн. — Но какое имя нам выбрать для мальчика?
— У моего сына может быть только одно имя, — ответил Дункан, наслаждаясь свежестью утра, и весом дочери у себя на руках, и видом жены, которая отныне стала неразделима с ним, словно дыхание. — Мы назовем его Джон.