В подвальной ванной нет воды, сообщила всем Грэйс.
— Хорошо, — сказал Лерой, шумно вздохнув. — Наверх. Быстро. Я пойду с тобой, если не возражаешь.
— Возражаю.
— И что, похоже, что мне до твоих возражений есть дело?
Оставив Гвен в подвале, они бегом поднялись наверх. За окном еще раз грохнуло. Свет в гостиной мигнул дважды. Грэйс зашла в ванную и заперлась там. Лерой снова посмотрел на часы. Время опасно приближалось, по его расчетам, к моменту начала действия. Ему показалось, что он услышал скрип двери черного хода.
Батюшки.
Ей обязательно нужно было захотеть [непеч. ], думал яростно Лерой, непременно, и именно сейчас, да? И ведь — по определению, это должно было случиться именно сейчас. Женский мочевой пузырь в четыре раза меньше мужского, а канал в десять раз короче. И эти существа требуют, чтобы им дали равные права! И мы, с большими мочевыми пузырями и длинными каналами — даем им эти права! О глупость человеческая!
В доме наличествовало постороннее присутствие. Ошибиться было невозможно.
И что же теперь? Он не мог дать знать Грэйс, постучав в дверь ванной и произнеся какие-нибудь ободрительные слова. Гвен была одна в подвале. Две женщины. Нельзя полагаться на женщин. Ему захотелось завыть. Он положил руку на рукоять пистолета. Скрипнула доска пола под чьей-то ногой. Пожалуйста, не сливай воду, Грэйс. Пожалуйста, не возись с кранами. К черту гигиену. Пожалуйста.
Снова раздался гром. Используя момент, Лерой пересек коридор так незаметно, как мог. Изначальный план стал неприменим. Всё было зря — установка электронного наблюдения, ожидание в подвале, ловушка, всё. Теперь можно рассчитывать только на старые, веками проверенные методы — два яростных охотника выслеживают друг друга.
Он пытался не дышать. Следовало дать глазам привыкнуть к сумеркам задней комнаты, но времени не было. Проход к задней комнате дверей не имел.
Боковое зрение в сумерках работает плохо, и обычное зрение тоже. Лерой кинулся вперед, согнулся, присел, упал на колено, перекатился, поводя пистолетом — налево, направо, налево. Никого. Справа никого не было. Тень слева отбрасывалась дубовым комодом, на котором красовались миниатюрные бюсты знаменитостей прошлого, центральной фигурой был Бетховен. Он вгляделся в проход, из которого только что появился сам. Инстинкты подвели. Он почувствовал себя полным дилетантом. Новая тень возникла у него за спиной, и скругленный край стула соединился с верхом головы. Лерой упал лицом вперед, не издав ни звука.
Придя в себя — через пять минут? через час? через день? — он обнаружил, что сидит на стуле в гостиной, а руки его — в наручниках, за спиной. И, о вероломство! позор! труба! Труба за ним, и цепочка, соединяющая кандалы, за трубой. Голова раскалывалась от боли, и когда он попытался поводить глазами, боль поднялась, как уровень игры теннисного чемпиона в Уимблдоне, и он чуть снова не потерял сознание. Неприкрытые коммуникационные трубы в гостиной. Какая прелестная архитектурная придумка.
Гвен была рядом, сидела на стуле, руки стянуты за спиной изоляционной лентой, правая нога прикручена лентой же к ножке антикварного комода, на котором помещался очередной бюст. У Гейл Камински была к бюстам страсть.
Лерой обнаружил, что Ладлоу сидит верхом на стуле перед ними, с пистолетом в руке, со скептической улыбкой на лице. Правильные черты лица.
— Ты что, член садомазохисткого клуба? — спросил Лерой. Язык повиновался плохо.
— Нет, конечно, — сказал Ладлоу дружелюбным тоном. — Не доверяю любителям. А где Гейл?
Лерою было наплевать, где Гейл. Его гораздо больше интересовало местонахождение Грэйс. Он прислушался. Дом молчал.
— Есть легкий путь и есть тяжелый путь, — объяснил Ладлоу. — Хорошая новость — я человек разумный. Не извращенец, и не более садист, чем кто либо. Я понимаю, что полиция обо всем об этом ничего не знает, иначе мисс Форрестер здесь не было бы. То, что имеет место — баталия, устроенная частным образом лично Детективом Лероем, независимое предприятие: хобби такое у храброго детектива. У всех у нас есть хобби. Ладно. Если скажешь мне, где Гейл, пыток не будет. Я просто оставлю вас обоих здесь на пару часов и привезу Гейл. Если же ты откажешься говорить мне, где она, произойти может многое.
— Как тебя зовут? — осведомился Лерой.
— Ладлоу, если тебе необходимо это знать. Гейл, кстати говоря, не очень-то и важна. Я мог бы ее найти и после того, как закончу с вами двумя. Не сегодня так завтра, или послезавтра. Я просто подумал, что ты мог бы очень меня обязать, и я отплачу тебе, убив тебя быстро и безболезненно. Предполагаю, что у тебя есть ко мне вопросы.
— Есть. Как бы ты предпочел умереть — стоя, сидя, или лежа? — спросил Лерой.
— Я уважаю браваду, Лерой, но не кажется ли тебе, что время меряться [непеч. ] прошло?
— Зачем вы это делаете? — спросила Гвен.
Ладлоу повернулся к ней.
— Глупый вопрос. Совершенно очевидно, что я получаю удовольствие от моих трудов, — объяснил он. — Сегодня, правда, у меня есть и другие причины. И все же настоящий джентльмен должен получать от своего труда удовлетворение — в первую очередь. Взять, к примеру, Лероя. У него неплохая голова, сносно работающая. Он не лишен определенного шарма, грубоватого, но все же шарма. Он мог бы стать кем угодно. Профессором философии. Архитектором. Астрономом. Политиком. Он предпочел зарплату полицейского с переодеваниями, утонченный ежедневный кайф выдавания себя за кого-то другого. — Он рассмеялся. — Следовало выбрать более безопасную профессию.
— Кто бы говорил, — сказал Лерой. — А чем ты занимаешься в свободное от основных занятий время?
— Я помощник вице-президента в известном инвестиционном банке.
— Да ну? — сказал Лерой. — Что нового с акциями Дженерал Моторз, не подскажешь?
— Почему нет? Некоторое время они шли круто вниз, но есть признаки выздоровления. А что, ты купил недавно несколько?
— Я не владею акциями.
— Это не слишком-то мудро, Лерой, — пожурил его Ладлоу. — Все должны иметь акции. Другого пути вписаться в общество в наше время просто нет. Даже католические священники имеют.
— Ты не боишься?
Ладлоу удивленно посмотрел на Лероя.
— Чего мне бояться?
— Что тебя поймают.
— Нет, конечно. Меня нельзя поймать.
— Почему же?
Ладлоу пожал плечами.
— Система не рассчитана на то, чтобы ловить людей моего типа, Детектив. Рассчитана, чтобы ловить глупых, безмозглых, инфантильных уголовников. Преступники — дураки все до одного, и блюстители тоже. Я каждый раз принимаю меры, чтобы не дать системе за что-нибудь зацепиться, вот и все.
— Я, честно говоря, имел в виду нелегальную внутреннюю торговлю акциями, — сказал Лерой. — Что же касается поимки тебя за то, что ты делаешь в данный момент — не волнуйся, тебя поймают. Даже не думай, что не поймают. Выкинь эту мысль из головы.
— Уж не доброго ли Господа ты имеешь в виду? — Ладлоу улыбнулся.
— Ты эту возможность не рассматривал? — спросил Лерой.
Ладлоу педантично поджал губы.
— Некоторые становятся религиозными, когда перед ними смерть, но, Лерой, мы же люди разумные! Ты что же, считаешь, что я, лично, сын своей эпохи… — Он изобразил торжественную позу, привстав. С запозданием, Лерой сообразил, что у парня есть чувство юмора. — Цепи религии наконец пали. — Ладлоу насмешливо посмотрел на Лероя. — Две тысячи лет религиозные секты всех мастей использовали Бога как предлог, чтобы угнетать других. Сегодня, когда наконец стало понятно, что Бога нет, и весь религиозный водевиль не больше чем обман, уловка, придуманная, чтобы контролировать население, некоторые из нас вздохнули свободнее. Можно также взглянуть на факты. Человечество необратимо разобщено. На самом деле есть всего два класса — думающее меньшинство и все остальные. У каждого человека только одна жизнь, дальше ничего нет, никого не ждут ни награды ни штрафы, так почему же не воспользоваться инстинктами — чужими и своими — почему бы не постараться получить максимум удовольствия от жизни?
Эти двое — у них столько общего, что можно было бы восхититься похожестью, если была бы возможность смотреть на все это со стороны, а не участвовать.