Алек лишился дара речи. Уж не сошел ли этот человек с ума? Платить такую сумму за женщину, которая может никогда не выйти за него замуж? До настоящего момента Алек считал, что чувства Сидни к Кэтрин не столь сильны и глубоки, но сейчас…
Алек перевел взгляд на Кэтрин и увидел, что она выжидательно смотрит на него, словно гадает, согласится ли он принять деньги Ловеласа. Алек вдруг увидел себя ее глазами: охотник за состоянием, готовый на все, чтобы заполучить деньги, способный растоптать долголетнюю дружбу, пренебречь благополучием той женщины, о любви к которой заявлял.
Неудивительно, что Кэтрин не доверяет ему. Да и как она могла доверять, если рядом с ней находился образец добропорядочности? Мужчина, который мог дать ей больше, чем Алек.
— Прости меня, — с трудом проговорил он, чувствуя боль в груди. — Вероятно, я многое понимал неверно, Ловелас. Думал, что Кэтрин тебе безразлична и ты относишься к ней не так, как она того заслуживает. Но сейчас я вижу, что ты просто не распространялся о своих чувствах. Оставь свои деньги себе, я больше не стану вас беспокоить.
Ловелас вытянул губы в тонкую линию.
— Ты говоришь так сейчас, но я не хочу, чтобы Кэтрин пришлось защищаться против твоего судебного иска. Поэтому все-таки возьми деньги, они понадобятся тебе на то время, пока ты будешь искать другую наследницу.
Алек огромным усилием воли заставил себя сдержаться и не ударить Ловеласа кулаком в челюсть.
— Мне не нужна другая наследница! И я не собираюсь подавать какие-либо судебные иски! И гарантия тому — мое слово джентльмена! Веришь ты или нет, но у меня тоже есть свои принципы!
Алек повернулся к Кэтрин. Она в смятении смотрела на него. Сердце Алека сжалось, когда он вдруг осознал, что это, возможно, будет последний разговор.
— В следующий раз, когда он попросит твоей руки, дорогая, ты должна выйти за него замуж. Потому что ты была права в тот вечер на галерее. Он действительно лучший мужчина. И ты заслуживаешь того, чтобы тебе сделал предложение самый лучший мужчина Англии.
Повернувшись, Алек вышел из комнаты. По крайней мере теперь он избавлен от необходимости становиться свидетелем негодования и презрения Кэтрин, когда она узнает о его происхождении. Что толку говорить ей о любви, когда она определенно разлюбила его. Он беден, но горд, хотя гордость слишком слабое утешение для разбитого сердца.
Глава 28
Говорят, что исправившиеся повесы становятся самыми лучшими мужьями. Но есть ли такая женщина, которая способна заставить мужчину пожелать исправиться?
У Сидни было всего лишь мгновение для того, чтобы насладиться своим триумфом, ибо в следующий миг Кит рванулась к двери и он едва успел удержать ее.
— Пусть он идет, ради Бога. Наконец-то ты освободилась от него.
Кэтрин печально улыбнулась Сидни:
— Я не хочу быть свободной от него. Теперь, когда я знаю, что он действительно меня любит.
— Потому что он отказался от моего предложения? Да, он отказался. Он знал, что это заставит тебя качнуться в его сторону и что в конечном итоге он получит твои деньги…
— Сидни, мой дорогой друг, — проговорила Кэтрин снисходительным тоном, — Алек совсем не такое чудовище, каким ты его рисуешь. Если бы ты видел то, что видела я, — с каким упорством он борется за восстановление своего имения, как уважительно относится к своим слугам, какие чувства испытывает к своей стране… У него очень много таких положительных черт, о которых ты не подозреваешь.
— Я видел в нем только порочное и безрассудное, и еще…
— Да, в нем есть и это. Но ведь и я сама такая.
— Ни в коем случае! Ты такая же, как и я: ты знаешь, что такое добро и справедливость, и стараешься следовать правилам.
Кэтрин рассмеялась:
— Ты меня плохо знаешь.
— Я знаю тебя достаточно хорошо. Черт возьми, ты никогда не сможешь быть счастливой с человеком, который хочет тебя только ради твоего состояния.
Кэтрин сняла ладонь Сидни со своей руки:
— Хочу сказать тебе то, что я не должна говорить, но я не могу придумать ничего иного для того, чтобы успокоиться. — Кэтрин отвела взгляд в сторону. — Если бы Алек хотел совершенно лишить меня шансов связать свою жизнь с тобой, он мог бы это сделать. И для этого ему нужно было всего лишь сказать правду. А именно — то, что у нас была… интимная связь.
Сидни открыл рот от изумления: -Что?!
Кэтрин смущенно зарделась, однако нашла в себе силы посмотреть Сидни прямо в глаза:
— И к тому же дважды. Ты понимаешь? Если бы он хотел, то мог бы сказать тебе, что я уже не девственница, и после этого ты бы сам не пожелал на мне жениться. Но он этого не сделал. И это более чем что-либо другое доказывает его искренность. Я лишь хочу надеяться, что ты не станешь думать обо мне слишком плохо.
— Я не могу думать о тебе плохо, — с чувством проговорил Сидни.
— Хорошо. Потому что я хочу оставаться твоим другом. Но сейчас должна уйти.
— К нему, — с горечью в голосе сказал Сидни. Кэтрин улыбнулась:
— Да. Я люблю Алека, ты это знаешь. Я никогда не любила таким образом тебя. Да, наверное, как и ты меня.
Сидни ничего не ответил.
— Я так и думала. Но ты заслуживаешь того, чтобы и тебя по-настоящему любили, чтобы и ты мог ответить кому-то взаимностью. Уверяю тебя, истинная любовь даже лучше, чем поэзия.
Сидни судорожно сглотнул.
— Ну что ж, иди. Не беспокойся обо мне.
— Спасибо.
Кэтрин наклонилась, поцеловала Сидни в щеку и вышла.
После ее ухода Сидни принялся бесцельно бродить по гостиной. Он должен был бы чувствовать себя опустошенным, однако почему-то испытывал облегчение. Отказ Айверсли от его денег поколебал его уверенность в том, что этот человек не подходит для Кэтрин, а ее признание не оставило от этой уверенности ровным счетом ничего. Кэтрин была права — он совсем не знал ее.
А возможно, и знал… но это было вовсе не то, чего он хотел. Нет, он хотел совершенно иного.
Кого-то совсем другого.
Сидни почувствовал, как у него участился пульс. Он не разговаривал с Джулсом с того момента, как уехал из его имения. В тот день Джулс потребовал от Сидни определенности: либо поездка в Грецию… либо никогда больше не видеться с ним и постараться снова завоевать Кэтрин. Джулс сказал, что он больше не может видеть в Сидни всего лишь друга, поскольку испытывает к нему совсем иные чувства.
Сидни сделал выбор и уехал, потому что боялся оказаться рабом собственной натуры, собственной порочности.
А рядом были Кэтрин и Айверсли, которые открыто признавались в своих слабостях и шли на все ради того, чтобы быть вместе.
Это позволило Сидни по-иному взглянуть на самого себя. Вдохновляло его. Давало надежду.
Он вышел в вестибюль и крикнул слуге:
— Прикажи подать карету. И скажи матери, что я уехал в имение лорда Нейпира.
В самом деле: если Айверсли способен отказаться от состояния, а Кэтрин — рискнуть выйти замуж за охотника за приданым, то он, Сидни, тоже может пойти на риск.
Потому что Кэтрин права: истинная любовь лучше поэзии.
Сердце у Кэтрин гулко колотилось в груди, когда нанятая ею карета подъехала к отелю «Стивенс».. Что, если Алека нет здесь? Если он вернулся в Эденмор? Или хуже того — уехал туда, где она никогда не сможет его найти? Впрочем, слуга Сидни сказал, что граф был верхом на лошади, а значит, не мог уехать далеко.
Она не должна была позволять Сидни задерживать ее. Не должна была стоять и смотреть с раскрытым ртом на Алека, когда он произнес эти замечательные слова о том, что отказывается от ее приданого. Но она была в тот момент в таком шоке, потому что знала, до какой степени он нуждался в деньгах. И что для него означает отказаться от них…