Именно тогда Элис Лоренц узнает, что ее дочь при смерти. Марита, закончив лечение, улетает в Германию – страну, где прошло ее детство, – чтобы обрести душевный покой. Однако она с ужасом наталкивается на статью своей матери, в которой та пытается изобразить ее жертвой жестокости и тирании нового хозяина Кубы. Марита неожиданно для себя оказывается в центре психологической войны между США и их бывшей колонией, решившей пойти по пути строительства коммунистического общества. Несколькими днями позже Камило Сьенфуэгос исчезает. Самолет, на котором он летел, сбивает одна из зенитных установок кубинской армии.
Опасное задание
Октябрь 1960 года. Джон Эдгар Гувер, директор ФБР, отправляет письмо Ричарду Бисселу, высокопоставленному работнику ЦРУ:
Во время разговоров с кое-какими друзьями Сэм Джианкана заявил, что Кастро скоро будет устранен. По его словам, он лично уже три раза встречался с теми, кто его убьет. Все приготовления завершены, вышеуказанные люди договорились с кем-то, чтобы тот положил смертельный яд в стакан или в еду Кастро»[64].
Марита Лоренц отдает себе отчет в том, что ей не удрать ни от ЦРУ, ни от Фиделя Кастро. Весной 1960 года ее завербовывает агент, которого зовут Алекс Рорк и который проводит очень большую работу по психологической обработке девушки. Ее привозят в учебный центр во Флориде и учат там обращаться с огнестрельным оружием. Ее подготовка проводится в рамках операции «40», цель которой – сдержать распространение коммунистических идей и усиление влияния коммунистов в странах, окружающих США, причем если надо, то и посредством физического устранения конкретных людей. Вскоре Марите сообщают ее задачу: она должна отравить Фиделя Кастро.
Для Мариты это злодейство имеет особую цену: ей обещают перевести на швейцарский счет два миллиона долларов. А еще из нее сделают героиню. Марита, уверенная в том, что Фидель ее бросил и что по его приказу был убит их ребенок, соглашается выполнить задание. Она уже на борту самолета авиакомпании «Кубана де авиасьон», когда ее охватывает тревога: ей ведь придется позвонить Селии Санчес и сообщить, что она, Марита, хочет увидеться с Фиделем. Селия наверняка подвергнет ее подробному допросу и постарается к Фиделю не допустить.
В ожидании встречи с Фиделем в номере отеля «Колина» Марита чувствует, как голова у нее идет кругом. «Если бы я увидела его в его люксе вместе с какой-нибудь женщиной, я, конечно, почувствовала бы такую ревность, что пристрелила бы обоих на месте, а затем выстрелила бы в себя». Возможно, «витамины», которыми ее пичкали в течение нескольких недель, имеют какое-то отношение к этим ее мыслям: «Это своего рода наркотик, от которого вы становитесь абсолютно аморфным. Не знаю, как вам объяснить… Вы становитесь не таким, каким были раньше… Вас все время уносит куда-то в сторону»[65].
Однако как только она оказывается лицом к лицу с Фиделем, месяцы тренировок, страхи и опасения тут же куда-то улетучиваются. В номере люкс 2406 она решает выбросить пилюли с ядом в унитаз. Марита снова попадает под действие чар своего любовника и со слезами на глазах бросается в его объятия. Проведя с Кастро последнюю ночь, она прощается с Гаваной и возвращается в Майами. Героини из нее не получилось.
– Вы в самом деле смогли бы это сделать, Марита?
– Нет, мои чувства были уж слишком сильными… Как бы я смогла его убить, если он не давал мне для этого никаких оснований? Я никогда не смогла бы этого сделать, я ведь не убийца… Я его любила.
Прощай, Гевара
Куба, октябрь 1967 года.
Куда я могу отправить тебе мое письмо? Ты ответишь, что я могу отправить его куда угодно, адресуя его какому-нибудь боливийскому подростку или какой-нибудь перуанской матери […]. Я все это знаю, Че, ты сам меня этому научил, и это письмо будет не для тебя. Как тебе сказать, что я еще никогда так не плакала […]. Я не могла в это поверить. […] Это невозможно, пуля не может прикончить то, что еще не завершено. Вы с Фиделем должны жить. Если вы не будете жить, то как же тогда смогу жить я? Вот уже четырнадцать лет, как умерли те, кого я очень сильно люблю, и сегодня я чувствую себя уставшей от жизни. Мне кажется, что я жила слишком долго, солнце больше не кажется мне таким красивым, как раньше, я больше не испытываю удовольствия от того, что вижу пальмы. Иногда […] мне хочется, чтобы мои глаза закрылись навсегда – так, как твои глаза[66].