Я нахожу нужные слова, и старик сменяет гнев на милость.
– Ты приехала из Москвы? – интересуется он.
– Ну ты и баран, – говорит бабушка, закатывая глаза. – Как они приехали бы сюда из Москвы на машине? Ты думаешь, что говоришь?
– Думаю, конечно! Мне казалось, что Павлик привёз дочь на самолете, а потом арендовал машину.
– Папу перевели во Владивосток, дядя Володя, – объясняю я, садясь напротив него. – Мы продали квартиру в Москве, потому что он не хотел жить там, где умерла моя мама. К тому же из Владивостока намного проще добраться до бабушки.
– Ничего не понимаю, – бормочет он, заглаживая остатки седых волос на затылке. – Хочешь сказать, что Ольга умерла? Когда?
– В прошлом году. У неё был рак.
– Зараза. Прости, Аня, я не знал.
Я слышу, как закипает чайник и иду на кухню, чтобы взять чайный сервиз. Пока меня нет, бабушка бьет соседа по плечо и показывает большой кулак. Замечаю это, когда разливаю чай, а сама размышляю над тем, как дядя Володя мог знать мою маму, если она была здесь всего один раз.
Я несу поднос с бокалами в зал, накрываю на стол и взмахом руки приглашаю влюбленную парочку. Я решаю отступить, в основном потому, что мне не нравится, как сосед смотрит на меня. Видно, что он хочет обсудить смерть мамы.
– Ты куда? – спрашивает бабушка, когда я уже собираюсь скрыться на кухне.
– Хочу убрать рыбу в холодильник, – пытаясь говорить, как ни в чем не бывало, лгу я. На самом деле я не хочу становиться препятствием между бабушкой и соседом. Пусть занимаются тем, что принято делать у взрослых, а я поработаю над книгой, к которой не прикасаюсь уже несколько дней.
Наливаю себе чай, беру печенье и иду в соседнюю комнату. Как жаль, что здесь нет пары лишних дверей. Я сажусь за стол, поднимаю крышку ноутбука и нажимаю кнопку запуска. Мой преданный друг включается беззвучно, а через несколько мгновений экран озаряет яркая вспышка. Делаю глоток горячего чая, надкусываю десерт, а сама лезу в приложение и открываю роман.
Двенадцать авторских листов – именно столько я смогла написать за семь месяцев. Редактор, с которым я общаюсь два раза в месяц, говорит, что большую часть текста придется вырезать, а остальное – переработать. У меня есть проблемы с русским языком, ведь я впервые в жизни работаю над книгой, но я и представить не могу, сколько мне придется работать, когда моя история пройдет под острым скальпелем профессионального писателя.
Жую печенье, а сама размышляю над тем, как я должна писать книгу, если другой человек, у которого есть свое виденье, перекроит сюжет. От этих негативных мыслей у меня опускаются руки. Какой смысл заниматься мартышкином трудом, если от него нет пользы? Выключаю ноутбук, допиваю чай и закрываю крышку. Сегодня я точно не в настроении писать.
Я пересаживаюсь со стула на сундук, беру с подоконника мобильный телефон с наушниками, всовываю маленькие динамики в уши и включаю музыку, которая пылится на карте памяти. Сидя возле открытого окна, я вдыхаю свежий деревенский воздух и наблюдаю за красотами вечернего безоблачного неба. За несколько дней в этом доме запахи стали такими привычными и естественными, что я дышу и не могу надышаться. Иногда возникает ощущение, словно я задыхаюсь, поэтому я делаю глубокие вдохи и наслаждаюсь жизнью.
Как мало нужно человеку для счастья? Наверное, я больше не смогу дышать в городе, просто-напросто задохнусь от вони выхлопных труб. Раньше я никогда не задумывалась о таких банальных вещах, как загрязнение окружающей среды, а сейчас начинаю понимать, что не хочу возвращаться в город. Может быть, мой роман топчется на месте, однако это всяко лучше городской суеты, от которой у меня уже сводит зубы. Дорогие сердцу друзья и подруги стали мне противны. Лучше я буду развлекаться с местными курочками и наблюдать каждый день, как кот с петухом выясняют отношения, чем снова начну выслушивать сплетни о том, что Сережка трахнул в жопу Юльку, поэтому она не может сидеть. Господи Боже, как же я устала от этого дерьма!
Одна музыкальная композиция сменяется другой, а я начинаю клевать носом и засыпать. За окном смеркается, вот только бабушка с соседом не собираются расходиться. Я не выдерживаю, потому что на самом деле очень устала за весь день, встаю с сундука и, отложив мобильный телефон, иду в зал.
– Бабуль, ты не возражаешь, если я лягу спать? – спрашиваю я, забирая с кровати постельные принадлежности, одеяло и подушку.
– Прости, малышка, – говорит она, вздыхая. – Мы с дядей Володей обсуждали проблемы с колорадским жуком, поэтому потеряли счет времени. Ложись, конечно, а мы еще немного посидим.
– Ты про паразитов, которые грызут стебли картофеля? – уточняю я, застыв перед столом. За время моего отсутствия бабушка успела поставить бутыль самогона и маринованную закуску.
Дядя Володя выпивает пятьдесят грамм этой мутной жидкости, от которой у меня слезятся глаза, надкусывает маленький огурчик и кивает:
– Эти твари жрут все, что попадется под руку, Аня. Вот мы с твоей бабушкой думаем, как избавиться от этого бедствия.
– В прошлые года мы обращались к одной женщине, – говорит бабушка, кивая в сторону открытого окна, словно та, о ком она рассказывает, стоит во дворе. – Сейчас она отказывается продавать свою отраву.
– Ведьма… – фыркает под нос дядя Володя.
– Ведьма? – переспрашиваю я, не понимая, о чем он говорит. Не знаю почему, но слова мужчины вызывают улыбку. – У вас в деревне живет Баба-яга, что ли?
Бабушка с соседом переглядываются, будто боятся говорить о ней. Их этот разговор ничуть не веселит, а тревожит.
Я никогда не верила в потусторонние силы. Более того, я не верю в высшие силы и жизнь после смерти. Для меня рай и ад всегда были плодом воображения людей, которые хотят верить, что в конце жизненного пути их души продолжат существовать в местах, где есть райские сады и раскаленные сковородки. Может быть, дух мамы отправился на небо. Если это так, то я искренне рада за нее. Однако я не хочу прожить остаток жизни, наивно полагая, что спустя шестьдесят лет, когда я тоже умру, мы с ней встретимся. Проще мечтать о новом велосипеде, о модных туфельках на высоких каблуках за двадцать тысяч и о водительских правах, на которые я хочу начать откладывать деньги, чем тешить себя мыслью о загробной жизни.
– Может, я схожу к вашей ведьме? – вызываюсь я, улыбаюсь.
– Не надо, малышка, – говорит мне бабушка, заметно занервничав.
– Я приехала в деревню неделю назад, – продолжаю стоять на своем, потому что безумно хочу познакомиться с местной ведьмой. – Меня никто не знает, ведь я почти не выхожу со двора. Если у вас не получается договориться, давайте я попробую найти с ней общий язык. Это намного лучше того, чем ты занимаешься сейчас, бабушка. Или тебе нравится ходить весь день в раскорячку с банкой воды в руках?
Мои слова производят нужный эффект, и бабушка нехотя соглашается с доводами рассудка. В конце концов, что мне сделает какая-то ведьма, в которую верят только суеверные люди? Как по мне, такими сказками нужно детишек пугать.
– Мы договорились? – чувствуя прилив азарта, я расплываюсь в улыбке.
– Ладно! Сходишь к ней завтра утром, – сдается бабушка, закатывая глаза.
– Вот видишь? Ничего страшного не случилось, – целую ее в лоб, предвкушая встречу с местной аномалией. Ведьма! Я обожаю это место! Еще немного, и я начну ходить на деревенскую дискотеку, где танцуют под музыку Иосифа Кобзона и Льва Лещенко.
– Сейчас ремня получишь! – осуждающе говорит бабушка, шлепнув меня по попе. Видимо, она не в восторге от того, что мне так весело. – Живо спать, пока я не передумала!
Убегаю в соседнюю комнату и бросаю одеяло с подушкой на кровать. Я расправляю постель, а бабушка с соседом продолжают шептаться. Я не слышу, о чем они говорят, но, похоже, дядя Володя тоже нервничает, видимо, волнуется.