Такова стоящая перед нами проблема. На одном полюсе — интерес к жизни, деятельности, вещественному миру; на другом — внимание к смерти, покою, религии. Ясно, что мы должны перекинуть мост через эту пропасть и что наша дискуссия должна быть историчной, с тем чтобы показать переход от одной стадии к другой. Перед нами предстанут два основных периода египетской мысли — древние времена, воинственные и оптимистические, и времена поздние, смиренные и преисполненные надежды, а между ними — долгий переходный период. Это было подобно урагану, когда вначале сильные ветры дуют на восток, затем наступает мертвый период изменчивого равновесия и, наконец, ветры столь же сильно дуют на запад. Древние ветры, дующие на восток, были радикальными и индивидуалистическими; поздние, дующие на запад — консервативными и общинными. Но, как мы уже сказали, все зависит от того, кто анализирует тенденции; другие ученые рассматривают раннюю тенденцию как согласие с коллективными формами, а позднюю — как внимание к личному благоденствию. В дискуссию неизбежно вовлекаются религиозные, политические и социальные предубеждения исследователя.
Древнее и Среднее Царства
Появление Египта на свет истории представляется явлением совершенно неожиданным, символизирующимся внезапным возникновением каменной архитектуры высочайшего технического совершенства. Доктор Брестед когда-то представил этот блестящий расцвет в таких словах: «В Каирском музее вы можете остановиться у массивного гранитного саркофага, некогда содержавшего в себе тело Хуфу-онеха, зодчего, построившего Великую Пирамиду Гизы. Давайте мысленно проследуем за этим древним архитектором на пустынную равнину, раскинувшуюся за деревней Гиза. Тогда это была голая пустынная поверхность, отмеченная лишь там и сям развалинами нескольких небольших гробниц далеких предков. Самая древняя каменная постройка в те времена была воздвигнута прадедом Хуфу-онеха. Лишь три поколения зодчих по камню предшествовали ему… Должно быть, существовало лишь немного каменщиков, немного людей, разбиравшихся в технике строительства из камня, когда Хуфу-онех впервые пришел на пустынную равнину Гизы и разгородил участок земли для Великой Пирамиды. Вообразите себе бесстрашие и отвагу человека, приказавшего своим землемерам выложить квадратное основание с длиной каждой стороны 755 футов!.. [Он знал, что] потребуется около двух с половиной миллионов каменных глыб весом в две с половиной тонны каждая, чтобы покрыть эту площадь в 13 акров горой каменной кладки высотой в 481 фут… Поэтому Великая Пирамида Гизы — важнейший документ в истории человеческого разума. Она явственно раскрывает ощущение человеком верховной власти в его триумфе над материальными силами. Повелевая материальными силами, инженер фараона добился бессмертия для себя и для своего государя»2.
Эта яркая картина иллюстрирует внезапный подъем энергии и жажды деятельности и достижений, характерной для Египта эпохи Древнего Царства. К этому же периоду относится ряд высочайших интеллектуальных достижений Египта — таких, как философия «Мемфисского богословского трактата», которую мы разбирали выше, и научный подход, отраженный в Хирургическом папирусе Эдвина Смита. Напрашивается вопрос: кто были предшественники этих сильных и отважных людей? Трудно признать их в скромных жителях додинастического Египта. И все же, как нам кажется, это не причина, чтобы считать, что эти высокие достижения привнесены завоевателями. Это попросту значило бы объяснять неизвестное через еще более неизвестное. Порой человеческий дух парит в головокружительном полете там, где культурная эволюция, казалось бы, должна тащиться тяжелой поступью. Есть достаточные основания полагать, что этот внезапный мощный подъем был чисто местным явлением, возможно возникшим под влиянием подобных открытий, сделанных в Месопотамии. Причины такого внезапного скачка неясны. Это была революция, внезапный расцвет медленного развития, происшедший под влиянием некоего неясного стимула. Можно утверждать, что стабильность общества и государства, сделавшая возможным появление египетских династий, предъявляла индивидууму новые требования. Детализация функций привела к более эффективной организации людей. Один человек занимался зодчеством, другой был резчиком печатей, третий — писцом. Ранее, в более примитивном обществе, эти функции были побочными занятиями; теперь же ини были достаточно важными, чтобы стать профессиями, ((вызвали аккумуляцию талантов, которые прежде незаметно созревали. В течение многих столетий египтяне медленно набирали силу в своей долине Нила, пока не пробил их час, когда они воспряли с поражающей нас внезапностью. У самих египтян тоже было ощущение чего-то необыкновенного. Они почувствовали себя способными на великие свершения. Материальный успех был для них первой целью хорошей жизни.
Мы чувствуем, с каким удовольствием аристократ эпохи Древнего Царства повествует о своих успехах в следующем рассказе: «…назначил меня князем начальником Верхнего Египта… никогда прежде не давалась (букв.: делалась) должность эта для раба какого-либо (т. е. любого подданного царя Египта), (но) я отправлял для него (= царя) должность начальника Верхнего Египта в угодность (ему) и судейскую должность, создавшую мне репутацию в Верхнем Египте этом. Никогда прежде не делалось ничего подобного в Верхнем Египте этом!»3. Это был пионерский дух явных достижений, первого успеха в новом направлении. Отсутствие препятствий порождало свойственную юности, полагающуюся на свои собственные силы самонадеянность. Человек довлел самому себе. Беги? Да, они существовали где-то там, и — в этом можно было не сомневаться — они создали этот отличный мир, но мир был хорош потому, что человек был сам себе хозяином и не нуждался в постоянной поддержке богов.
Мир человека не был полностью свободен от бога, ибо законы, по которым существовал мир, были назначены богом, или богами, и любой человек, преступавший эти законы, отвечал перед богом. Даже в эти древние времена слово «бог» употребляется в единственном числе, когда речь идет о его законах, его требованиях к человеку, или о его суде над нарушениями этих законов. Для Древнего Царства не совсем ясно, о каком именно боге говорится в единственном числе. В некоторых случаях это, безусловно, царь, в других — безусловно, творец или верховный бог, установивший общие законы для игры в жизнь. Но иногда мы имеем дело с унификацией и персонификацией правильного и действенного поведения, нашедшего выражение в воле «бога», не столь величественного и не столь далекого от человека, как царь или бог-творец. Если гипотеза о единосущности верна, то мы уже встречались с проблемой унификации и универсальности божества. Это был не монотеизм, но монофизитство в применении к божеству.
Когда речь идет о принципах правильного поведения применительно к застольному этикету или административным процедурам, то обычно, если говорят о боге, то имеют в виду ка4. Как мы объяснили в предыдущей главе, ка было отдельной частью человеческой личности, защищавшей и поддерживавшей человека. В этом качестве оно вполне могло быть божественной силой внутри человека, руководящей его правильной и успешной деятельностью. Распространение имен типа «Рэ-мое-ка» или «Птах-мое-ка» заставляет предположить, что благодаря принципам единосущности и свободной замены ка мыслилось, как бог человека, иногда бог вообще, иногда специальный бог, подобный домашнему святому или ангелу-хранителю.
Все, что мы здесь сказали, относится к эпохе Древнего Царства, когда боги пантеона были больше удалены от простого человека, хотя и не обязательно — от его посредника, ка. Позже положение изменилось. В более позднюю эпоху Империи египтянин ощущал тесную личную связь с особым богом, который покровительствовал ему и управлял им. Эта прямая связь с личным богом в эпоху, предшествовавшую Империи, усматривается в «городском боге», эквиваленте местного святого. Вот, например, пожелание вельможе, жившему во время Восемнадцатой Династии: «Да проведешь ты вечность в услаждении сердца и в милости бога, что в тебе»5, вариант: «…в милости у бога твоего города (местожительства)»6. Однако а) эти представления редко бывают достаточно ясно очерчены или неизменно узнаваемы и б) в ряде контекстов слово «бог» означает царя или особого бога, осуществлявшего общее управление, подобно богу-творцу.