Реальность такова, что либерально-рыночная экономическая модель способна только к тому, что из поколения в поколение устойчиво воспроизводит массовую нищету и бескультурье, на фоне которых сверхбогатое меньшинство прожигает жизнь и сетует на дикость, озлобленность простонародья и его нежелание работать на систему. При этом в условиях либерального общества с его отсутствием сословно-кастовых ограничений на потребление либерально-рыночная модель порождает гонку безудержного потребления, в которой без пользы и с прямым и косвенным ущербом для общества перемалываются социальные и природные ресурсы, что и породило глобальный экологический кризис. Кроме того, научно-технический и организационно-технологический прогресс в либерально рыночной модели сопровождается тем, что некоторая часть населения становится экономически избыточным и так или иначе уничтожается. Разные эпохи общества отличаются только тем, как уничтожается экономически избыточное население: на виселицах на основании закона о бродяжничестве, как это была в Англии в первую промышленную революцию, либо в процессе бомжевания, как это происходит в России с начала 1990‑х.
Но и плановая директивно-адресно управляемая экономика СССР не была альтернативой либерально-рыночной экономической модели, поскольку многие жизненно необходимые контуры прямых и обратных связей в её системе управления либо отсутствовали изначально, либо были заблокированы под воздействием обособления властной «номенклатуры» от народа на основе весьма специфической корпоративной этики «номенклатуры». Вследствие этого СССР начал отставать в научно-техническом развитии и на его территории также возникли районы экологических бедствий, самым обширным из которых стало Приаралье[11].
В силу этих обстоятельств человечество оказалось перед необходимостью выработки некоего иного образа жизни, который был бы свободен от пороков обеих социально-экономических систем и в котором мог бы быть реализован творческий потенциал людей безопасным для биосферы и общества образом. Процесс выработки этого образа жизни можно назвать «конвергенцией», но при этом следует признать, что возникшая в либеральных обществах в первой половине ХХ века «теория конвергенции» описывает его не вполне адекватно, поскольку наряду с поисками альтернативы капитализму и тоталитаризму марксистского псевдосоциализма изначально решала ещё задачу — сохранения и воспроизводства образа жизни, сложившегося на основе либерально-рыночной экономической модели. Тем не менее, процесс конвергенции двух систем следует признать объективной данностью мировой политической жизни, а концепция устойчивого развития по мере совершенствования её научно-методологического обоснования является средством построения качественно нового образа жизни глобальной цивилизации и её региональных сегментов.
Президент США А. Линкольн выразил своё понимание смысла существования государственности так: «Законная задача правительства — делать для общества людей всё то, что им нужно, но что сами они, выступая каждый в своём индивидуальном качестве, не могут сделать совсем или не могут сделать хорошо»[12] . Это — одно из наиболее точных определений назначения государственности, когда-либо данных в истории. И это — именно то, чем постсоветская государственность заниматься не желает, не умеет и не желает этому учиться.
Действительно, в своей жизни общества сталкиваются с проблемами, затрагивающими более или менее широкие социальные группы, которые люди не в состоянии разрешить, действуя в одиночку либо по-дилетантски на основе эпизодической самоорганизации. Потребность в решении такого рода проблем приводит к тому, что общество порождает государственность — субкультуру осуществляемого на профессиональной основе управления делами общественной значимости на местах и в масштабах общества в целом.
Необходимость отказа от либерально-рыночной экономической модели, диктуемая концепцией устойчивого развития, обязывает государство к принятию на себя функции управления хозяйственной и финансовой деятельностью именно в целях экономического обеспечения устойчивого развития. На эту необходимость ещё полвека тому назад указывал выдающийся американский экономист-практик Дж. К. Гэлбрейт:
«Новый социализм не допускает никаких приемлемых альтернатив; от него можно уклониться только ценой тяжёлых неудобств, большого социального расстройства, а иногда ценой смертельного вреда для здоровья и благополучия. Новый социализм не имеет идеологического характера, он навязывается обстоятельствами»[13].
Это высказывание нуждается в пояснении: Дж. К. Гэлбрейт не был приверженцем советской экономической модели и не пропагандировал её в американском обществе; «социализмом», как можно понять из контекста его книги, он называет любую социально-экономическую систему, в которой государственное управление не просто доминирует в экономике, но доминирует с целью обеспечения экономических и общекультурных интересов широких масс населения. Это предполагает государственное планирование биосферно-экологического и социально-экономического развития, а также — и государственное регулирование финансово-экономической деятельности в русле государственного плана. И при этом Дж. К. Гэлбрейт не противопоставлял плановую экономику рыночной, что стало в СССР и на постсоветском пространстве главной мировоззренческой причиной пагубной политики, начиная с 1985 г., повлекшей за собой многочисленные социальные бедствия.
В экономике развитых стран, на примере США, он выделял две подсистемы — «рыночную» и «планирующую»[14]. В «рыночной системе» множество фирм действительно функционируют в условиях конкуренции на рынках товарной продукции, соответствующей профилю их специализации. «Рыночная система» включает в себя большей частью мелкий и средний бизнес (главным образом семейный), который в силу своей отраслевой принадлежности и специфики рынков, на которые он работает, не имеет перспектив когда-либо стать крупным.
«Планирующая система» включает в себя большей частью крупные корпорации, которые малочисленны в сопоставлении с количеством фирм, принадлежащих «рыночной системе». Фирмы «планирующей системы» подчинили себе цены на рынках своей продукции и производственные издержки, работают на основе внутрифирменного долгосрочного планирования и внутриотраслевого и межотраслевого сговора о ценах, объёмах производства, политике зарплаты и т.п. Это практически полностью устраняет какую бы то ни было конкуренцию между ними за рынки и покупателей, вопреки культовому блефу о конкуренции как движущем факторе экономического развития. Сговор основан на принципах «само собой разумения», носит неформальный характер и потому не подпадает под действие антимонопольных законов и законов о нечестной конкуренции.
Целью деятельности фирм в «планирующей системе» является не максимум прибыли в краткосрочной перспективе, как это свойственно большинству фирм в «рыночной системе», а приемлемый уровень гарантированных доходов на долгосрочных интервалах времени. В удовлетворении потребностей общества и в разрешении его проблем они участвуют только в тех пределах, которые не мешают решению их главной задачи — получению гарантированных приемлемых доходов на продолжительных интервалах времени.
Если же интересы общества и его проблемы становятся помехой при осуществлении этой цели, то фирмы «планирующей системы» прилагают усилия к тому, чтобы подчинить государство своим корпоративным интересам и навязать их обществу в качестве его смысла жизни. Это нашло своё выражение в широко известном афоризме: «То, что хорошо для Дженерал Моторс, — хорошо и для Америки». Дж. К. Гэлбрейт показывает, что такое положение дел в экономике ведёт к тому, что многие общественно значимые проблемы (как внутрисоциальные, так и экологические) не решаются годами и десятилетиями.