— Осталась земля русская без хозяина, церковь православная без опоры, — жаловался он Сергею.
Молодой Фирсов был ко всему равнодушен.
— Провались все в тартарары, — махнул он рукой.
— Как это понять? — Никодим внимательно посмотрел на молодого хозяина.
— Очень просто, — ответил тот. — Политика мне не нужна. Лишь бы дело не страдало, а на остальное наплевать.
В начале апреля 1917 года Елизар Батурин нанялся везти до железнодорожной станции одного из приказчиков купца Кочеткова. Приехали они под вечер. Поезда еще не было, и Елизар завернул на постоялый двор. Его пассажир остался на станции. Батурин привязал свою пару лошадей к столбу и вошел в избу.
Народу там было много. На лавках сидели несколько мешочников и женщина с грудным ребенком. Все они слушали солдата без ноги.
— Царь Николай хотел было отдать свой престол брату Михаилу, а того, слышь ты, припугнули, и он отказался. Теперь правит там временное правительство из помещиков и капиталистов.
— Значит, те же штаны, только назад пуговицей, — отозвался с печи какой-то мужик.
— Теперь что получается. Временное правительство — раз, земские управы да Советы, где засели царские прихлебатели — кадеты да меньшевики, — два, — солдат пригнул два пальца, — а нашему брату вот такой подарочек. — Инвалид просунул между двумя пальцами третий и показал кукиш.
Елизар одобрительно кивнул головой и, усмехнувшись, вышел во двор распрягать коней.
Солдат оказался из соседней с Марамышем деревни, и Батурин под вечер выехал с ним. Кони бежали легко. Фронтовик, закутавшись в запасной тулуп Елизара, дремал.
Старый ямщик, сидя на облучке, думал о своем квартиранте. Днюет и ночует среди рабочих да солдат. Ни одно собрание без него не проходит. Отдыха не знает человек. Елизар подстегнул коней и поехал быстрее.
Как-то на днях Русаков пришел особенно веселый.
— Ну, хозяин, наши дела идут на лад. Вот приехал бы еще Епиха, дали бы жару кое-кому. — Григорий Иванович задел самое больное место старого Батурина. Он ждал сына.
— Много солдат уже пришло, а его все нет, — пожаловался он Русакову.
Тот дружески похлопал его по плечу.
— Не горюй. Скоро вернется.
От Епифана уже несколько месяцев как не было писем. Не слышно было и про Осипа Подкорытова. Правда, Федот Осокин на днях прислал весточку с земляком, но про своих друзей не слыхал и домой скоро не сулился. Отдавшись своим думам, Елизар не заметил, как подъехал к поскотине. Начало светать. Город продолжал спать в прохладе мартовского утра.
Елизар приехал домой на восходе солнца. Русаков уже встал. В его комнате находилось несколько человек. Елизар узнал анохинского рабочего, кожевника Петрова, трех фронтовиков, лицо четвертого, сидевшего за столом к окну, не было видно.
«Должно, приезжий», — подумал Батурин, разглядывая незнакомого человека, одетого в кожаную тужурку, плотно облегавшую его крепкую фигуру.
— Ну, как, Елизар, съездил? — спросил его Русаков и, обращаясь к незнакомому, сказал: — Это мой квартирный хозяин, о котором я тебе говорил.
Поднявшись со стула, тот приветливо поздоровался с Батуриным. Это был Дмитрий Колющенко, один из руководителей челябинских большевиков, приехавший в Марамыш по поручению уездного комитета партии.
— Итак, товарищи, до митинга осталось несколько часов. Все ли у вас продумано? — Колющенко внимательно осмотрел присутствующих.
— В Заречье народ оповещен, — отозвался один из фронтовиков.
— С Анохинского завода все будут в сборе, — сказал Петров.
Колющенко продолжал:
— Временное правительство сейчас пользуется доверием Советов. Поэтому наша задача — вести разъяснительную работу среди трудового народа, доказать, что пока в Советах сидят меньшевики, не будет ни мира, ни земли, ни хлеба. Установка Центрального Комитета нашей партии такова: «Никакой поддержки Временному правительству!» Но это не значит призыв к восстанию, — продолжал Колющенко. — Нам нужно добиваться такого положения, чтобы мирным путем завоевать большинство в Советах, изменить политику Советов, а через Советы изменить состав и политику правительства. Такова задача, которую поставил перед нами Ленин.
Глава 32
Стоял конец апреля 1917 года. К Народному дому, где должен был состояться митинг, который устраивали местные меньшевики, небольшими группами стал стекаться народ. Пришли кожевники с Анохинского завода, пимокаты, горянские мужики во главе с Елизаром Батуриным. Из Заречья на городскую площадь пришли фронтовики. Помещение Народного дома было битком набито народом, люди стояли в проходе, толпились у входных дверей. Под сводами здания стоял неумолкаемый гул голосов.