Евграф отрицательно покачал головой:
— Оформляться было некогда. Домой торопился, — сказал он.
Василий вынул из кармана гимнастерки удостоверение члена партии большевиков, выданное одним из райкомов Петрограда.
Русаков бережно сложил удостоверение вчетверо и передал его хозяину.
— Сегодня приходите после обеда на партийное собрание, — и, назвав адрес, он поднялся из-за стола. — Не прощаюсь, увидимся.
После чая гости пошли осматривать город.
— Давно не были, — одеваясь, сказал тестю Евграф, — да и обнов надо купить Устинье и старикам.
Марамыш изменился мало. На улицах стояли полицейские, но уже без формы. В купеческих магазинах шла бойкая торговля. Сохранились и старые вывески государственного казначейства, кредитного банка и земского присутствия. Попрежнему мелькали офицеры, чиновники и нарядно одетые дамы с собачками. В магазинах приказчики с красными бантами на груди учтиво называли покупателей господами и угодливо подставляли стулья богатым клиентам.
Купив на платья женам, Евграф с Василием вышли на улицу. Вскоре их внимание привлек широкоплечий, среднего роста мужчина в широчайших галифе из красного сукна, заправленных в голенища хромовых сапог, на которых звенели серебряные шпоры. На незнакомце была лихо заломленная кубанка. Огромный чуб закрывал низкий, покатый лоб, смуглое с узкими раскосыми глазами лицо было неприятно. На боку, поверх цветной шелковой рубахи, висела массивная, покрытая лаком деревянная кобура, из которой торчала рукоятка тяжелого парабеллума. Положив руку на эфес сабли, ножны которой были украшены богатой резьбой и инкрустациями, владелец роскошной сабли шел, слегка раскачиваясь на своих кривых ногах, привыкших, видимо, к седлу.
— Погоди, Василий, — приглядевшись внимательно к незнакомцу, Евграф воскликнул: — Да ведь это Пашка Дымов из станицы Озерной. Вот дьявол, смотри, как оделся, а? — продолжал Истомин. — Саблюку где-то взял, пистолет офицерский прицепил, вот чучело гороховое. Эй, Пашка, постой! — крикнул он Дымову.
Услышав свое имя, тот поправил кубанку и повернулся на голос.
— Кто кличет? — расставив широко ноги, спросил он хрипло.
— Да протри ты глаза! Своих не узнаешь.
— Геть! — Дымов ударил рукой по ножнам сабли. — Какое вы имеете право так называть командира отряда анархистов? Башку снесу! — рявкнул он.
— Да ты што, башибузук, не узнаешь нас, што ли? — усмехнулся Евграф. — А еще однополчанин, — произнес он с укоризной.
Дымов огляделся по сторонам и, видя, что чужих близко нет, шагнул к казакам.
— Вы, ребята, так мой авторитет подорвать можете. Всякая контрреволюционная сволочь хихикать начнет. Я, брат, здесь их устрашаю, — Пашка самодовольно погладил свои жидкие усы и хлопнул по кобуре парабеллума. — В Самаре достал, а саблюка казанского мурзы. У одного богатого татарина в доме маленько пошуровал. Ну и взял на память. Пошли в пивную, — и видя, что те замялись, он продолжал: — Деньги здесь, брат, с меня никто не берет, — сказал он хвастливо.
— А где твои отрядники? — поинтересовался Евграф.
Пашка сдвинул кубанку на затылок, ухмыльнулся и покрутил пальцем в воздухе.
— Только вы, ребята, молчок. Я, брат, купчишек на бога беру. Стоит мне стукнуть в пивной кулаком по столу и гаркнуть: «Геть! Братва, по коням!» — так они, друг мой, эта самая неорганизованная масса, кто куда. Ну и пошла слава: у Пашки Дымова тысячный отряд. Живу, брат, во! — анархист выставил большой палец. — Может, вы запишитесь для почина в мой отряд, а? Вот бы стали орудовать, — протянул он, — мать честная! Все бы кадетики ползали передо мной, а?
— Нет, валяй уж один, нам не по пути, — и, сухо простившись с Дымовым, Евграф с Шеметом отправились к домику Батурина.
На партийное собрание они пришли на полчаса раньше. Сели недалеко от председательского стола и стали рассматривать присутствующих. Большинство собравшихся было в солдатских шинелях. На краю скамейки сидел молодой матрос и беседовал с двумя башкирами из соседней с Марамышем Сафакулевской волости. В глубине большой комнаты устроилась группа крестьян, приехавших из деревень. Были тут и рабочие с кожевенных и пимокатных заводов. Народ прибывал. В комнате стало тесно. Вскоре из маленькой соседней комнаты показался Русаков.
— Товарищи! — прозвучал его четкий голос. — На повестке дня у нас один вопрос: Апрельские тезисы вождя нашей партии Владимира Ильича Ленина.
В комнате стало тихо. Стоял май 1917 года. Теплый весенний ветер прошумел в палисаднике и ворвался в открытое окно.
Русаков говорил:
— Советы рабочих депутатов являются единственной формой революционного правительства, поэтому нам необходимо завоевать там большинство и тем самым изменить политику Советов, а через Советы изменить состав и политику правительства. Такова установка Ленина.