Евграф подтолкнул Василия и зашептал:
— Правильно ведь. У нас хозяином Сила Ведерников, в селах, где мы проезжали, в комитетах тоже сидят богатеи, — и, прислушиваясь к голосу Русакова, он оглянулся.
В комнате был слышен приглушенный шопот и отдельные слова:
— Точно! Правильно! Так!
— …Буржуазия будет крепко держаться за свои права. Наша задача сейчас заключается в полном отказе от поддержки Временного правительства. Нам нужно покончить с империалистической войной, которая выгодна лишь капиталистам, и вести борьбу за мир.
Среди фронтовиков началось движение. Евграф с Шеметом, чтобы лучше слышать Русакова, пересели к нему поближе.
— Только власть Советов может обеспечить мирную и радостную жизнь трудового народа. Мы, большевики, знаем, что борьба будет нелегкой, но мы победим! — Последние слова Русакова потонули в шуме рукоплесканий.
И, когда в комнате стихло, Григорий Иванович, передвинув стул, обвел взглядом сидящих.
— Я считаю, что нам нужно наметить практические мероприятия по ознакомлению с Апрельскими тезисами рабочих Анохинского кожевенного завода и бедноты сел и станиц Предуралья. Ваше мнение?
Истомин с Шеметом поднялись точно по команде.
— Мы хорошо знаем своих станичников, — заговорил горячо Василий, — поэтому, как коммунисты, беремся провести беседы в Зверинской, Уйской и Качердыке.
— Хорошо, — Русаков отметил карандашом что-то на бумаге. — Ты, Епифан?
— Я выезжаю в Косулино и Долгую. По пути проведу собрание в Верхней Деревне.
— Так, — довольный Григорий Иванович вновь что-то записал на своем листке. — К рабочим Анохинского завода я пойду, товарищи, сам, — заявил он присутствующим.
С собрания Русаков вышел вместе с Евграфом и Шеметом. Стояла глубокая ночь. Григорий Иванович не спеша расспрашивал казаков о жизни станиц и, уже подойдя к дому, сказал:
— Побываю как-нибудь у вас.
— Обязательно приезжай. Поможешь наладить у нас партийную работу и посмотришь, как живем, — отозвался Шемет. Поднявшись на крыльцо, все трое вошли к Батурину.
Глава 38
Вскоре в Марамыш вернулись с фронта Епиха Батурин и его дружок Осип Подкорытов. Через неделю после их приезда явился Федотко. Вид его был грозен. Опоясанный пулеметными лентами, с двумя гранатами, висевшими по бокам, он на следующий день пришел в Уком к Русакову.
Григорий Иванович сидел в небольшой комнатушке и что-то писал. Завидев на пороге матроса, он пригласил его войти.
— Садись!
Русаков отложил бумагу. Федотко шагнул к столу и, вытянувшись во фронт, козырнул:
— Младший канонир Балтийского флота Федот Осокин явился в ваше распоряжение.
Русаков поднялся из-за стола.
— Федот, да ты ли это? Прости, братец, я ведь тебя не узнал, — воскликнул он радостно и, обняв матроса, похлопал его по плечу. — Возмужал, да и вид-то у тебя боевой, коммунист?
— Я ведь, Григорий Иванович, коммунистом стал, когда еще плавал на «Отважном». Давай теперь работу. Не терпится.
— Это хорошо, что тебе не сидится дома. Но только вот что, — лицо Русакова стало озабоченным. — Придется тебе эти воинские доспехи снять, — потрогал он рукой пулеметную ленту, — да гранаты спрячь в надежном месте. Пригодятся потом. Епиху с Осипом видел?
— Так точно, — козырнул Осокин, — вчера маленько гульнули.
Федот виновато опустил глаза.
— Так это ты выставил из пивной анархиста Дымова?
Осокин, не спуская глаз с носка своего ботинка, со вздохом сказал:
— Не удержался. Маленько поскандалил, — и, набрав воздуху, выпалил: — Терпеть не могу разную сволочь.
— Погоди, погоди. — Брови Русакова сдвинулись. — Ты знаешь, что такое революционная дисциплина?
— Знаю, — насупился Федот.
— Ты знаешь, что твоя драка в пивнушке на руку нашим врагам? Знаешь о том, что сейчас нужно быть особенно осторожным в своих поступках?
Матрос беспокойно переминался с ноги на ногу. Положив ему на плечо руку, Русаков продолжал:
— Допустим такое положение. Вот явился Федот Осокин, революционный матрос, учинил дебош в общественном месте. Как на это будут смотреть те, кто старается изо всех сил дискредитировать коммунистов? Подымут звон во все колокола: вот, дескать, смотрите на большевиков, обвешались пулеметными лентами и гранатами, шумят в пивных. Разве это простительно коммунисту?