Однажды в конце обычного урока учитель и дядя Бен дожидались прихода Руперта. Успехи дяди Бена в просвещении, благодаря его упорному прилежанию, стали несколько заметнее, и он только что списал с книги образец «письма к компаньону», в котором дядя Бен уведомлял, что только что нагрузил на корабль «2 центнера слоновой кости, 80 мешков рису и 400 копченых окороков», и только что приступил к другому, начинавшемуся со слов «Многоуважаемая госпожа» и в отборнейших выражениях заявлявшему о соболезновании по случаю кончины ее «дражайшего супруга» от желтой лихорадки, схваченной на Золотом Берегу. Дядя Бен с авторским удовольствием поглядывал на свою работу, когда учитель с нетерпеливым жестом поглядел на часы.
— Я забыл вам сказать, что Руп не собирался приходить сегодня, — заметил дядя Бен.
— В самом деле? Но почему же?
— Должно быть, потому, что я сказал ему, что это лишнее, я хотел бы… поговорить с вами о личном деле, м-р Форд, если позволите.
Лицо м-ра Форда не выразило никакого удовольствия.
— Хорошо, — сказал он, — только помните, у меня назначено сегодня свидание.
— Да; но ведь не раньше солнечного заката, — спокойно отвечал дядя Бен. — Я вас так долго не задержу.
М-р Форд поспешно взглянул на дядю Бена и сильно покраснел.
— Что вы знаете о моих свиданиях? — резко спросил он.
— Ничего, м-р Форд, — отвечал дядя Бен просто, — но так как мне случалось несколько раз заходить сюда или в гостиницу около этого времени и не заставать вас, то я и подумал, что вы, должно быть, постоянно уходите в эти часы.
В его лице не было ни малейшего намека на то, чтобы он хитрил или обманывал; выражение было обычное, наивное, и разве только слегка озабоченное тем, что ему предстоит сказать.
— Я думал было написать вам письмо, — продолжал он, — и таким образом соединить приятное с полезным. И говоря откровенно, м-р Форд, письмо тут у меня. Но только в нем не все сказано, и если вы позволите мне самому прочесть его вам, то я поясню и дополню то, что в нем не договорено. Согласны?
Учитель кивнул головой, и дядя Бен вытащил из своей конторки тяжелый портфель, сфабрикованный из двух переплетов разорванного географического атласа, и вынул из него обрывок пропускной бумаги, которая от частого употребления стала цвета аспидной доски, и несколько исписанных страничек, походивших на первый взгляд на ноты. Оглядев их с гордостью и вместе с сомнением на счет правописания, он стал медленно читать, водя пальцем по линейкам:
«М-р Форд, учитель!»
«Дорогой сэр, ваше письмо от 12-го числа получил и содержание принял к сведению (я не получал от вас никакого письма, заметил дядя Бен в скобках, но я нашел полезным для практики начать так, как стоит всегда в прописях; затем пойдет уже все мое). Касательно того, что у меня есть деньги и что я могу купить акции»…
— Постойте, — перебил м-р Форд. — Вы говорили, что дальше не из прописи. Скажите, в чем дело?
— Да я и говорю, право же, дальше не из прописи. Послушайте только, и вы узнаете, — ответил дядя Бен.
Он продолжал читать с торжествующим пафосом:
«Когда все думают вообще, что у меня нет медного гроша, я хочу впервые открыть секрет вам, м-р Форд. Я расскажу, как было дело. Когда я только что приехал в Инджиан-Спринг, я занял старый прииск Пальмето около заброшенных старых шахт. Зная, что это противно обычаям и считается делом достойным только китайца, я никому не говорил, что исследую кварц, который по-моему золотоносный. Занимаясь этим, я нашел жилку, которую проглядели прежние рудокопы. Работая больше по ночам, я сколотил в два года капиталец в 50.000 долларов. Так-то. Но если недоверчивый учитель спросит, как мог я скрыть свою тайну от обитателей Инджиан-Спринга и куда девал золото, — мистер Форд, я отвечу, что дважды в месяц отвозил его на лошади в Лапорт, а оттуда отсылал с экспрессом в банк в Сакраменто от имени Добиньи, которого никто не знал в Лапорте. Акции земельного банка были тоже куплены таким манером», — (постойте, я еще не кончил, поспешно перебил он самого себя, видя, что учитель сделал жест нетерпеливого недоверия). И затем прежним монотонным и чуть не похоронным тоном продолжал: — «Таким образом, мы видим, что терпеливое трудолюбие было вознаграждено, вопреки рудным обычаям и предрассудкам…»