Псалом шестьдесят второй — это псалом, говорящий о насыщении Богом, о том, что человек напитан, насыщен Богом и радостен, лицо его как будто намазано жиром, уста у него исполнились тука и елея. Давид молится и говорит: «Как туком и елеем, насыщается душа моя, и радостными гласами восхваляют Тебя уста моя». Тук и елей — это жир и масло. Жиром и маслом намащена душа, уста хвалят Бога — как будто сытый человек, замасленный и счастливый, совсем не голодный, а именно сытый, и даже более чем сытый. Этот образ человека противоположен тому, что был дан в псалме тридцать седьмом, где глубина скорби, сокрушенные кости, чрево, наполненное поруганиями, погасшие очи, отошедшие ближние... И тут такой контраст! Так в жизни и бывает. Шестопсалмие — некий слепок с жизни. Слепок с её духовной, внутренней механики, её течения — то вверх, то вниз.
Заметим, что этот псалом имеет надписание: «Псалом Давида, когда он был в пустыне Иудейской». Значит, в пустыне царь Давид насыщался благодатью. В пустыню он ходил не для того, чтобы проветриться, прогуляться, понаблюдать за ходом небесных светил. В пустыню выгоняла его нужда. Он там скрывался и прятался большей частью. Получается еще одна интересная вещь: там, где его, как изгнанника, принимали пустые просторы, там, где его обдувал знойный ветер, — там было ему хорошо. А уже когда он приходил в селение, жилище, где его окружали друзья, враги, наушники, клеветники, льстецы — там ему было плохо. Это говорит нам о том, что иногда на самое тяжелое время человек оглядывается как на лучший период своей жизни, а там, где он думает наслаждаться, — там ждёт его беда. Лот в Содоме был праведен. Выбежав из Содома и спасшись по ангельскому повелению от Божьего гнева, он совершил два тяжелейших злодеяния, о которых известно всякому, кто хотя бы немного знаком с текстом старозаветного Писания: пил допьяна, до потери сознания, и был с дочерьми. Этот контраст между праведностью в местах греха и грешностью в местах пустынных наводит нас на мысль и о Давиде, который радовался в пустынях и печалился в каменных палатах.
Практический вывод напрашивается сам. Иногда вдруг сляжешь — и так помолишься на одре болезни, как никогда не молился, когда был здоров и силен. Часто ведь и признаются люди: «Если бы не моя болезнь, — как недавно я слышал от одной женщины, — я бы никогда в жизни не открыла Евангелия. Я бы жила так, как жила, пока Бог меня бы не прибрал. А вот болезнь научила меня очень многому». Так и пустыня научила Давида очень многому. Он с ранней зари искал Господа: «Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» — «Возжада Тебе душа моя, коль мно-жицею Тебе плоть моя, в земли пусте, и не-проходне, и безводне».
Знаете, здесь можно угадать тоску о Бого-воплощении. Человек плотян, телесен, а Бог духовен, невидим, чувствам недоступен, неосязаем. Хочется человеку к Нему прикоснуться — а к Нему в принципе прикоснуться невозможно, ибо природа Его неосязаема. Сама плоть изжаждалась благодати. Я думаю, что здесь можно прозирать ветхозаветную, пророческую тоску о Боговоплощении, когда плоть хочет благодати — не просто душа, но само тело хочет благодати.
Силуан Афонский говорил, что если бы у мучеников Христовых благодать была только в уме или в сердце, в душе — то они бы не выдержали издевательств. А они выдержали
все — только потому, что у них всё тело было, как губка, напоенная благодатью. Поэтому томится по Богу не только душа, не только разум ищет истину, не только сердце ищет утешения и душа спасения, но и тело само, сама плоть человеческая томится в земле пустой, иссохшей и безводной.
«Чтобы видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище», — в пустыне он храм не посещал. Помните, мы Великим постом поём: «Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою. Воздеяние руку моею жертва вечерняя», — то есть: «Вместо жертвы вечерней, Господи, прими воздеяние рук моих; вместо кадильницы — прими мою молитву. В храм я пойти не могу, кадило я принести не могу, жертву принести не могу, но вот руки поднимаю и молюсь Тебе. Вместо кадила и жертвы пусть будет молитва и воздеяние рук». Так и здесь — Давид вместо храма Божьего, где служба, в пустыне тоскует по Господу, молится Ему и радуется, что Бог его слышит: «Так благословлю Тебя в жизни моей; во имя Твоё вознесу руки мои».