Человек спит каждую ночь — попутно вспомним о том, что сон нам нужен больше, чем вода, а вода больше, чем еда. Без еды можно жить более-менее долго, без воды — гораздо меньше, а без сна — совсем мало. Человек нуждается в сне ежедневно, человек не знает, что такое сон, он не понимает себя, находясь во сне. Это таинственное состояние не имеет исчерпывающего объяснения и в современной — уже, якобы, достигшей великих знаний — науке. Во сне человек свободен от забот, страхов, давления общества и многих других вещей, которые стискивают его во время дня, формируя внешнее поведение. Во сне человек является тем, кем он есть, поэтому так страшно иногда во сне проявляет себя работа подсознания, вскрывая перед человеком его собственные болезни, или, наоборот — во сне человек может наслаждаться покоем, если внутри у него более-менее чисто. Сон — это таинственное состояние, при котором человек в большей степени есть тот, кто он есть. Если человек бормочет что-либо во сне, то он бормочет, уже отключив контроль своего разума, и это бормочутся какие-то очень важные слова — или та белиберда, которая наполняет человека под самую завязку. Не зря древние боялись будить спящих, думая, что в это время душа отлучается от тела, и если разбудить внезапно, то душа не успеет вернуться и человек умрёт.
Сон — это прекращение молитвенной деятельности. Ну, как можно молиться во сне? Однако это только кажется невозможным: существуют такие духовные состояния, когда человек спит, а в это время сердце продолжает свою разумную, сознательную жизнь. Вот этот стих, собственно, и вдохновлял многих подвижников, аскетов, монахов (и не только монахов, впрочем, и мирян тоже) на то, что бы не прекращать свою разумную сердечную деятельность во время сна, чтобы сон не мешал молиться. В идеале, если нормой жизни считать молитву, то нужно делать всё так, чтобы ничего не мешало, не препятствовало молитве. Святой Силуан Афонский на вопрос, сколько нужно есть, отвечал, что есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться. Это очень важный критерий. Люди очень часто думают о посте, о молитве в категориях временных и пространственных. О еде думают в категориях черпака и кастрюли, а о молитве — в категориях прочитанного текста — сколько прочитал. Это неправильно, потому что это всё совсем не так, и есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться. «А можно я закурю?» — спрашивал у Силуана Афонского один барин, а он отвечал: «Помолись прежде», — а барин: «Как-то неудобно молиться перед курением трубки». Но раз есть что-нибудь, перед чем неудобно помолиться, то этого делать не стоит. Молитва — это критерий жизни. В идеале, конечно. Мы сейчас говорим об этом, отдавая себе ясный отчёт, что мы живём во времена, более, чем любые другие, противоположные молитве. Митрополит Антоний (Блум) даже книжку свою так назвал — «Может ли ещё молиться современный человек». Так вот, если говорить об идеале, то ничто не должно мешать молитве, в том числе и сон.
Во время сна человек продолжает сердечное разумное бодрствование: тело его отдыхает, а мысль продолжает двигаться к Богу, и сердце его тоже находится на страже. Этот опыт описывается в Песни Песней: человек ждёт, ждёт посещения. Образ спящего, но одновременно бодрствующего человека есть и в псалмах. Там описываются некие сильные воины, которые накажут князей земли. Они спят на ложах своих, и оружие обоюдоострое в руках их, и возношение Божие в гортани их — они спят вооружённые и молятся (см. Пс. 149).
«Я сплю, а сердце моё бодрствует...» И вот, наконец, наступает то, ради чего совершается это бодрствование. «Вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя покрыта росою, кудри мои — ночною влагою», — это стучится к возлюбленной жених, душа дождалась посещения. Она медлит. Человек во время благодатных явлений находится всегда в состоянии некоего раздвоения. И это очень важно — то, что Бог, приходя к человеку, никогда не насилует его свободу. Вот когда злой дух является к человеку, человек или приходит в оцепенение от ужаса, или весь смущается, происходит буря внутри, и свобода его в это время как бы выключена на время, он находится в изрядной растерянности. Когда Дух Божий действует на человека, Он чрезвычайно осторожно обращается с его свободой. Он не насилует, не ошеломляет человека, а ждёт и зовёт его. Когда Деве Марии явился Архангел Гавриил, то он дал Ей время подумать. Сказав: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою», — дождался, пока Она переждёт смущение, потому что Она боялась в Себе и говорила: «Что бы значило это посещение?». Он повёл с Ней разговор очень кротко: «Не бойся, Мария, Ты обрела благодать у Бога», — и дальше; этот разговор вы можете найти в Евангелии от Луки. Господь говорит человеку — человек смущается: «Мне ли это? Что это за голос? Ты ли пришёл, или это обманщик смущает мою душу?». Наступает некая пауза, во время которой человек ищет себе оправданий: «Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?».