Лаксфорд почти остолбенел. Ее голос звучал так спокойно. Он наслаждался мягкостью ее волос, лежащих у него на ладони. Он пытался определить, какими духами от нее пахнет, вспоминал о том, как они в последний раз занимались любовью в саду. Поэтому он упустил момент перехода на другую тему, это свойственное женщинам незаметное переключение передач во время беседы.
— Нет, — ответил он, продолжая говорить правду и радуясь тому, что существует такая правда, о которой он может ей рассказать. — Этот парень все еще прячется. Мы решили выпускать номер без него.
— Представляю, какая досада — потратить целый вечер впустую.
— Треть моего рабочего времени тратится впустую. А еще одна треть идет на то, чтобы решить, чем заполнить оставшееся пустым место на первой странице завтрашнего номера. Родни советует притормозить с этой историей. Мы с ним сегодня об этом потолковали.
— Он звонил тебе вечером. Может быть, как раз по этому поводу. Я ему объяснила, что ты еще в редакции. Он сказал, что звонил туда, но тебя не застал. По твоему прямому телефону никто не отвечал. Что-то около половины девятого. Наверное, ты куда-нибудь вышел перекусить?
— Наверное. Значит, в половине девятого?
— Да, он так сказал.
— Примерно в это время я проглотил сэндвич, — Лаксфорд поерзал на скамейке, чувствуя себя крайне неудобно. До этого он никогда не лгал жене, во всяком случае, никогда после одной единственной лжи о той бесконечно скучной конференции тори в Блэкпуле, сыгравшей столь роковую роль. Но тогда Фиона еще не была его женой, так что можно считать, это не имело прямого отношения к вопросу о честности и верности, не так ли? Вздохнув, он поднял с земли небольшой камешек и щелчком большого пальца отправил его в пруд. Какое-то время он наблюдал за возникшей суматохой на поверхности воды, когда рыбы ринулись к этому месту в надежде схватить букашку.
— Нам нужно отдохнуть, — произнесен, — где-нибудь на юге Франции. Взять напрокат машину и махнуть в Прованс. Там снять домик на месяц. Этим летом. Что ты на это скажешь?
Она тихонько рассмеялась. Он почувствовал ее прохладную ладонь на шее. Ее пальцы перебирали его волосы.
— Да разве ты сможешь взять отпуск на целый месяц? Уже через неделю ты начнешь сходить с ума от скуки без своей газеты. Не говоря уж о волнениях при мысли о том, как Родни Аронсон энергично втирается в доверие ко всем, от председателя совета до уборщицы. Ты же знаешь, как он метит на твое место.
«Да, — подумал Лаксфорд, — именно этого и добивается Родни Аронсон».
Он отслеживает каждый шаг, каждое решение Лаксфорда с первого дня его появления в «Сорс». И только того и ждет, что Лаксфорд допустит какую-нибудь ошибку, чтобы доложить о ней председателю совета и тем обеспечить свое собственное будущее. Если бы существование Шарлотты Боуин можно было считать этой самой ошибкой… Но невозможно предположить, что Родни мог знать о Шарлотте. Совершенно невозможно. Ис-клю-че-но.
— Ты что-то все молчишь, — заметила Фиона. — Очень устал?
— Просто думаю.
— О чем?
— Как мы в последний раз занимались любовью в саду. Не могу вспомнить, когда это было. Помню только, что тогда шел дождь.
— В прошлом сентябре, — сказала она.
Он взглянул на нее через плечо.
— Ты помнишь.
— Там, в березах, где трава выше. Мы прихватили с собой вино и сыр. А из дома доносилась музыка. И мы взяли из багажника твоей машины этот старый плед.
— Взяли?
— Да, взяли.
При свете луны она была великолепна. Как произведение искусства, чем она в действительности и была. Ее полные зовущие губы, алчущий поцелуя приоткрытый рот, ее точеное тело были безмолвным искушением.
— Этот плед, — Лаксфорд кивнул в сторону гаража, — он все еще там, в багажнике.
Ее полные губы дрогнули.
— Так сходи за ним, — предложила она.
Глава 3
Ив Боуин, парламентский заместитель министра внутренних дел и член парламента от Мерилбоуна с шестилетним стажем, жила в Девоншир-плейс-Мьюз, лондонском переулке, где вдоль булыжной мостовой стояли некогда конюшни и гаражи, теперь перестроенные в жилые дома. Ее дом располагался в северо-восточной части квартала. Это было внушительное трехэтажное строение из красного кирпича с фасадом двойной ширины, белыми деревянными переплетами и крышей из сланцевых плиток. С террасы под крышей свешивались гирлянды плюща.