Я понял, что, если она сейчас уйдет, я так и не узнаю главного. Того, чего не было в альбоме. Не факт, что завтра нам будет удобно вернуться к теме семейной истории.
– Ольга, простите, а кем был ваш дед? Кажется, его фотографий не сохранилось.
Она вздохнула, потом вернулась в комнату.
– А это – настоящая причина переезда бабушки в Крым.
Она остановилась у одного из книжных шкафов и заговорила, сначала медленно, сбивчиво, затем, поняв, что мне на самом деле интересно, как было дело, – обстоятельно и подробно… Из ее рассказа, из моих собственных догадок и домыслов, мне удалось, наконец, собрать более или менее цельную историю жизни Ольги-старшей.
Моего лечения хватило ненадолго. Вернувшись в город и приступив к работе, уже осенью Ольга слегла с бронхитом и попала под наблюдение пульмонологов. На этот раз ее обследовали более тщательно, взяли на учет, отправили в санаторий, как и было положено в таких случаях. Однако легкие продолжали оставаться ее слабым местом. Фтизиатры своего не подтвердили, обсуждался даже диагноз «хроническая пневмония» ‒ так в те времена классифицировали хронический воспалительный процесс в легких, точнее определить который не удалось.
Забота о здоровье и работа отнимали у нее все время, на личную жизнь его, похоже, не оставалось. А может быть, она сама никого не подпускала к себе – не оттого ли, что ждала письма от меня? Или болела, не желая проходить, душевная рана, заставляя мечтать о несбыточном и не позволяя соглашаться на «синицу в руках»? Об этом теперь было не у кого спросить. Известно одно – в то трудное время рядом с ней никого не было.
Мнения же докторов несколько разошлись в отношении дальнейшей перспективы. Одни полагали полное излечение возможным и рекомендовали не рожать, пока не удастся добиться стойкой ремиссии. Другие, напротив, утверждали, что лучше не будет, а потому, чем раньше Ольга решится на беременность, тем больше шансов на благоприятный исход этого предприятия.
Уставшая, одинокая, отвергнутая ‒ такой, вероятно, она чувствовала себя, не дождавшись от меня никаких вестей, Ольга решила послушаться вторых. Отцом ее ребенка стал кто-то из ее окружения, но кто именно – этого она никогда никому не говорила. Предполагали, что он был женат, и, скорее всего, так оно и было, иначе, вероятно, они все-таки поженились бы. От него осталось в метрике одно только имя – без отчества и фамилии – Александр.
Принадлежало ли оно в действительности отцу ребенка или служило напоминанием обо мне – навсегда останется тайной. И все же Ольга не согласилась, чтобы ребенку записали ее отчество, как тогда чаще всего поступали в подобных случаях. Ей хотелось, чтобы это отчество было настоящим – или хотя бы придуманным ею самой.
Воспитывать сына одной, не находясь в законном браке, в те времена, как и теперь, было непросто. Общественного порицания, как такового, не было ‒ в послевоенные годы действовала своего рода социальная программа, о которой я уже упоминал, направленная на повышение рождаемости. Были приняты законы, защищавшие матерей-одиночек, и большого социального давления на Ольгу не могло быть. Но внебрачный ребенок есть внебрачный ребенок, и за спиной, думаю, все равно шептались.
Мысль о переезде туда, где ее никто не знает, вероятно, показалась ей заманчивой, особенно в свете рекомендаций врачей. И она решилась. В Крыму она уже была один раз ‒ в санатории, и в тот приезд окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Переезд для нее стал началом новой жизни.
Работу ей удалось найти без особого труда. В Алупке в школу требовался преподаватель русского языка и литературы, и совершенно неожиданно сложился удачный квартирный обмен. Детский сад оказался совсем недалеко, и директриса помогла устроить туда маленького Яшу. Жизнь Ольги встала на новые рельсы.
Здоровье ее в этом благодатном краю действительно стало лучше. В восьмидесятые Ольга задумалась о своем доме и в конце концов переехала в частный сектор, сохранив для Яши городскую квартиру. Дом она вначале сняла, а впоследствии, лет десять спустя, умудрилась выкупить за совершенно смешные деньги. Ей понравилось ухаживать за садом, заниматься цветоводством, собирать фрукты и ягоды, которые на этой земле, казалось, были просто заряжены солнцем. А из ее окон, если приглядеться, вдалеке было видно море. Казалось, она обрела душевное равновесие и полностью излечилась.
Яша тогда уехал учиться в медицинский институт. Поступать он решил в их с матерью родном городе на Урале. Институт был довольно известным, жить можно было у родственников, кроме того, уже хотелось новых впечатлений и самостоятельности.