Все чаще ей вдруг становилось плохо, и тогда Якову приходилось отпрашиваться с приема, наскоро подменяться и бежать домой, на ходу соображая, что делать на этот раз. Скорую они вызывали крайне редко – Яков почти все умел сам. Так они справлялись три или четыре года − то казалось, что все безнадежно, то, вроде бы, наступало кратковременное улучшение.
А потом однажды ночью приехала скорая, и все кончилось. «Отмучилась», ‒ сказал пожилой реаниматолог скорой. ‒ «Держись, Яш…». Они хорошо знали друг друга.
Михаил пережил Ольгу всего на пару лет, смерть второй жены его подкосила. Когда не стало и его, Яков Александрович сдал свою городскую квартиру и переехал в дом. Он вышел на пенсию и, хотя соседи все равно ходили к нему как к врачу чуть не каждый день, постарался отрешиться от прежней жизни. Он много читал, благо литературы было собрано достаточно, даже пытался писать короткие рассказы о своей медицинской практике, ‒ их иногда публиковали в местной газете. Он занимался садом, растил виноград, ставил домашнее вино. Он почти привык к одиночеству и, похоже, не особенно нуждался в ком-то.
Оля навещала его, правда, нечасто. Теперь у нее была работа в Москве. Они перезванивались по праздникам и просто так, летом она выбиралась к нему на недельку.
Умер отец внезапно. Однажды утром к нему зашла соседка попросить померить давление и нашла его бездыханным, сидящим на крыльце. Она вызвала скорую, но было уже поздно. Очевидно, ему стало трудно дышать, и он вышел на свежий воздух, но позвать на помощь не успел. К нему приехал тот же пожилой реаниматолог. Он констатировал смерть, дал соседке необходимые инструкции, велел звонить дочери. Потом тяжело вздохнул, промокнул глаза сложенным вчетверо бинтом и пошел к машине, сутулясь больше обычного. У самой машины он остановился, нащупал в кармане, видимо, нитроглицерин и брызнул себе под язык. Приступ, очевидно, был не первый.
А потом приехала Ольга. Вдвоем с соседкой они погоревали и занялись похоронами. Провожать в последний путь Якова Александровича пришло полгорода. Поминки устроили в больничной столовой, и Ольга долго не могла прийти в себя от этой бесконечной вереницы незнакомых людей, благодарных ее отцу и сочувствовавших ей.
Вдвоем с соседкой они заколотили окна в доме и заперли дверь. Завещания отец не оставил, а вступать в наследство Ольга могла не раньше, чем через полгода. Впрочем, других наследников у Якова Александровича не было.
Она смогла вернуться только через год, тогда и оформила все необходимые бумаги.
– Что же теперь будет с домом? Что вы решили, Ольга? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Переезжать сюда мне, в любом случае, пока рановато, даже если когда-нибудь и решусь. В Москве дел невпроворот. Продать этот дом я тоже пока не могу ‒ здесь слишком много воспоминаний. Соседка уговорила сдавать его в сезон, хотя и это мне было сложно представить.
Знаете, мне была невыносима мысль, что здесь будут жить чужие люди. Я, скрепя сердце, выставила его на сайте, и вдруг мне позвонила ваша жена. Мы как-то хорошо поговорили, она рассказала, что вы оба врачи. Можете смеяться, но меня это почему-то успокоило. А еще выяснилось, что вы из моего родного города, и мне показалось, что будет правильно, если я сдам дом именно вам. − Она улыбнулась. − Ну, вот теперь вы точно все знаете, ‒ засмеялась она. – Я пойду.
Мы попрощались, я еще раз поблагодарил ее за рассказ. Не знаю, что она подумала, какое объяснение нашла моему любопытству. А может быть, она его и не искала, а просто рада была пообщаться – бывает ведь и такое.
Мы больше не возвращались к этой теме. Ольга заходила еще несколько раз, уже ненадолго. Она словно стеснялась своей случайной откровенности и старалась теперь поменьше нас тревожить.
Ключом я, конечно, воспользовался. Коллекцию рентгенограмм разобрать так и не решился, а вот в книжные шкафы с интересом заглянул. Ничто так не помогает сформировать впечатление о семье, как ее библиотека. Так меня учили. А тут были и литературные критики, и классики всех мастей, и современная проза. Отдельной полкой я увидел Серебряный век.
Отпуск пролетел быстро. Первые дни было не больше тридцати градусов, и мы привыкали к жаре. Потом столбик термометра поднялся до сорока, и стало уже тяжеловато. Мы купались, гуляли по городу, поднялись по канатной дороге на Ай-Петри, покатались по окрестным достопримечательностям, а потом незаметно десять дней подошли к концу.
Мы собрали вещи, погрузили в машину. Приехала Ольга, чтобы забрать ключи.