- Здравствуй, здравствуй!
Рашков и теперь не поднялся с кресла, только полуобернулся и вновь коротко пробежал по клавишам. Теперь звук был такой же приветливый, но с явно выраженным вопросительным оттенком. О чем же он спрашивает?
Да нет, она отлично поняла о чем! И ответила:
- Хорошо, хорошо, великолепно себя чувствую!
Рашков опять коснулся клавишей. Он выражает удовольствие по поводу ее хорошего самочувствия.
Потом еще и еще...
Герду захватила эта игра. Нет, она не переспросит, ей хочется догадаться, о чем он...
Пожалуй, сразу не догадаешься. Она напрягает слух. И внимание. И воображение.
Музыкальные звуки как бы исходят из одного центра. Расходятся кругами. Сквозь них пробиваются птичий щебет и людской говор. Круги - словно по воде от брошенного камня. Смутное движение. Тема движения усиливается. Она пронизывает всё. И опять звуки расходятся кругами.
Что это ей напоминает?
Да, чудесный, своеобразный город Марсаков!
И в конце вопросительная нота.
- Да, да! - восклицает она в ответ, - очень понравился!
Но ей недостаточно этого. Она быстро подходит к инструменту, пробегает здоровой рукой по клавишам. Это музыкальное "да" отличается от словесного, оно гораздо эмоциональнее.
Рашков наконец встал.
- Мне нравится эта музыкальная игра, - сказала Герда, - оказывается, приятно понимать и говорить без слов.
- Это не игра, - возразил Рашков.
- А что же?
- Пытаюсь создать новый общечеловеческий язык, - серьезно сказал он.
Герда удивилась:
- Но ведь люди по всей Земле отлично понимают друг друга.
- Но вполне ли мы понимаем друг друга? - спросил Рашков.
- Конечно.
- А я сомневаюсь. Есть такие оттенки...
- Их можно передать только музыкой, - почти машинально продолжила его мысль Герда.
- Вот в том-то и дело.
- Так что же? Дополнять слова мультитоном? Носить его с собой?
- А хотя бы!
- Вот этот?
Рашков улыбнулся.
- Ну, почему же непременно этот? Есть ведь портативные. Миниатюрные. Да и почти в каждом помещении имеется инструмент.
- И переговариваться звуками?
- Тебе это кажется странным?
Герда задумалась, потом сказала:
- Что странно - неважно, дело привычки. Но не всё можно выразить без слов. Например, отвлеченные понятия.
- Что ж, - возразил Рашков, - значит, будет комбинированная речь. Мы и сейчас многое выражаем интонациями. Одно и то же слово получает разные значения. И все же этого очень мало. Особенно остро всегда чувствовали бедность слова поэты. Вот только из русской поэзии. Один старый поэт в отчаянии воскликнул:
О, если б без слова
Сказаться душой было можно!
Другой писал:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Третий сказал:
Муки нет сильнее муки слова!
"Муки слова" - это стало даже крылатым выражением. Разве каждый из нас не переживает их иногда?
- О да!
И она замолкла, прислушиваясь к самой себе, к своим ощущениям.
Да, можно ли передать словами то, что происходит с ней?
Чем бы она ни была занята, все время чувствует ту огромную работу, которая происходит в ее организме. А когда ничем не отвлечена - тем более. Иногда ей кажется, она ощущает, как усиленно размножаются клетки в руке, как подаются сюда кровь, лимфа, выделения желез.
После каждого сеанса электрического раздражителя, после каждого приема питающих ткани препаратов она с новой силой чувствует эту происходящую в ней жизненную игру.
Или это воображение?
Как передать все это словами?
Можно. Но не то, не то. Грубо, примитивно, приблизительно!
Она и не сказала больше ни слова. Подошла к инструменту.
Когда-то музыка была уделом немногих. Далеко не все ее понимали. А еще меньше людей играли на инструментах, пели.
Теперь иначе. Люди усваивают язык звуков одновременно с языком слов и языком рисунка.
Она коснулась клавиш.
Рашков слушал с сияющей улыбкой.
Герда не имела особых способностей к музыке. И все же сумела сказать звуками гораздо больше, чем словами. Он понял этот подъем, эту радость жизни, которая у выздоравливающего организма всегда полнее, ярче.
- Вот видишь! - сказал он.
- Да, - ответила Герда, - но так вот... музыкой... и теперь каждый может. Что ж тут нового?
- Надо этот способ углубить и усложнить, - сказал Рашков, - так, чтобы все можно было сказать звуками. Чтобы книги печатались не только буквами, но рядом с ними... или сверху, что ли... и нотами, вернее, особыми нотными значками. Насколько точнее, глубже, тоньше тогда будут передаваться мысли и чувства автора, характеры действующих лиц, их переживания!
- Вот это верно!
- А потом, - продолжал Рашков, - уже намечаются полеты к иным солнечным системам. В нашей нет разумных существ, кроме земного человека. Но где-то должны же быть. Как с ними объясняться? Я уверен: если язык музыкальных звуков разработать так, чтобы он передавал малейшие оттенки мыслей и чувств, он будет понятен каждому мыслящему существу, лишь бы только оно имело орган слуха.
- Но, - вспомнила Герда, - я читала, был спор: возможна ли мысль без слов?
- Все дело в том, - ответил Рашков, - что называть мыслью. Мне хорошо с тобой! - и при этом он так весело смотрел в ее глаза.
"Мне тоже!" - хотела было она радостно воскликнуть, но Рашков спросил:
- Что это - мысль или нет?
- Пожалуй, мысль...
- А можно это выразить музыкой, без слов?
- Наверно, даже лучше! - быстро ответила Герда. Потом вдруг рассмеялась и сказала: - Ну вот... Прилетели на чужую планету. Там мыслящие существа. И какими же музыкальными звуками сказать им: скорость света такая-то? Или атом урана - сколько в нем электронов.
- Ну, это-то легче всего. Тут никаких нот и не надо. Чертеж, цифры, символические знаки.
Герда не сдавалась:
- А как ты скажешь музыкой: смелость мысли - лучшее свойство человеческой натуры?
- Можно сказать. Но я ведь говорил - нужно и слова оставить. Пусть новый язык состоит из слов и музыкальных звуков.
Рашков раскрывался для Герды с новой стороны. Мечтатель, фантазер? Может быть, его идея о словесно-музыкальном языке ошибочна? Может быть, в ней есть здоровое зерно? Скорее всего, есть...