— Мартин. Я последнее время вел себя не как обычно. Для меня стали важными вещи, которые раньше вызывали только раздражение и гнев. Я понял, что это связано с моделированием, но я хотел бы понять, чего ждать дальше в связи со всем этим дерьмом.
— Человеческий мозг мало изучен. Несмотря на десятилетия изучения. У разных людей разные способности и задатки, которые могут дать непредсказуемый результат. Джени была плохим человеком, с искривленным мировоззрением, но надо признать, она была очень умной. Она потому и выбрала тебя для своего эксперимента, потому что у тебя потенциал был больше, чем у основного большинства людей. И если бы на тебе сработало, то сработало бы и на остальных. Но ты показал, как обычный человек, не дивергент в ее понимании, может бороться с моделированием, с внушением из вне, с гипнозом. Ты стал отработанный материал и она хотела от тебя избавится. Но передатчик-то в тебе был.
— Как это связано с тем, что я вел себя то как последний уеб*н, то как относительно нормальный человек?
— В момент, когда твои чувства, человеческие чувства, эмоции преобладают, в момент смертельной опасности, или в момент мощного выделения эндорфинов при сексуальном контакте или контакте с противоположным полом, который тебе небезразличен, субличность отступает перед личностью базовой. То есть можно предполагать, что твоя базовая личность не так уж и плоха, на самом деле, а?
— Я не об этом Мартин. Я хочу разобраться в том, что нужно сделать, чтобы собрать себя в единое целое. Я устал от борьбы с самим собой. Я даже не знаю какой я, на самом деле. Проявления зверя вызывают отвращение к самому себе, проявления человечности — раздражают. И мне хотелось бы знать, что со всей это х*йностью делать?
— Только время, Эрик, только время. Со временем, ты поймешь насколько ты изменился под влиянием передатчика, но имей ввиду, изменения твоей собственной личности со временем, с опытом тоже нельзя сбрасывать со счетов. Я следил за твоими достижениями, я знаю и видел как ты боролся за каждую жизнь. Не оставляй это. Борись. Каждая спасенная тобой жизнь — это твой шаг к спасению самого себя.
Черт, вот надо было все так усложнить. Как все это объяснить тем, с кем я делил свою жизнь и смерть последнее время? Они то ведь рано или поздно поймут, что на самом деле произошло и никто не будет разбираться и копаться у меня в голове, это только придурочным эрудитам интересно. Командиры просто пристрелят меня за предательство, и будут в своем праве. Но я должен попытаться их предупредить, может еще не поздно.
— Эрик, притормози-ка. Пойдем со мной.
Съезжаю с дороги, загоняю внедорожник к лесок. Мартин начинает пробираться глубже в лес, ну что за черт. Мы же время теряем, блядь.
— Мартин, это нельзя отложить? Мы…
— Смотри!
— Что? Куда смотреть?
— Смотри, вон в тот овраг… Видишь, вон там!
Смотрю в овраг. Вижу скопление каких-то довольно крупных животных. Животные как животные, ну собрались в стаю, они чем-то похожи на волка, только побольше, уши не торчат и морды какие-то вытянутые круглые… Что-то не нравится в этих мордах. Не сразу понимаю, что на мордах нет глаз. Это он. Мой внутренний зверь, с которым я боролся. Значит, я видел того, кто загнал меня внутрь самого себя.
— Мартин! Что это за животные? Как такое возможно? Как они выживают, если у них нет ни глаз, ни ушей, ни носа?
— А это, мой дорогой Эрик, и есть объект А-238.
— Они что, собираются в стаи? Они нападают коллективно?
— Да, бывает. Если обнаруживают большое скопление людей, они могут напасть коллективно и вызвать у группы общий страх. Они не видят и не слышат, орган дыхания у них странный, что-то среднее между легкими и жабрами. Поэтому они исключительно бесшумны. Они чуют страхи. Нас они не видят сейчас, потому что на нас портативные передатчики. Он заглушает им видение нас через страхи. Сними его и ты окажешься в самом ужасном своем кошмаре, который скорее всего и убьет тебя.
— Мой внутренний монстр был похож на это животное. Только он еще и шипел.
— Нет, эти не издают никаких звуков. Да, я видел в симуляционной программе. Да видимо ты успел его заметить, когда он на тебя напал и твое сознание спроецировало этот образ. Ты убил его, ты вспомнил?
— Да, я скинул его с башни в море. Перед этим перерезал глотку.
— Ну, ладно. Будем надеяться, все закончилось.
— Надо ехать. Двигаем к машине.
До полигона мы с Марином ехали почти молча. Клокочущая тревога сжимает горло и не дает упорядоченно мыслить. Всеми силами стараюсь держать себя в руках, внутренне готовясь к самому худшему, но действительность не шла ни в какое сравнение с самыми страшными моими фантазиями.
Уже километров за десять, в воздухе появился запах бойни. Он ни с чем не сравнимый, чувствуемый где-то на уровне подсознания, на уровне инстинктов, в голове отдается набатом — там беда. Пахнет горячей бетонной пылью, покореженной землей, исковерканным раскаленным металлом, порохом, огнем и плотью. Разорванной, растерзанной, перемешанной с ландшафтом, уже подернутой первыми признаками разложения. Подъезжая, я почти знал, что увижу.
Это была тяжелая техника. Несколько, может десяток, броневая, тяжелее, чем драгстер. Вывернутая, покореженная большими колесами дорога. Отступали не торопясь, значит уже после зачистки. На полигоне должен быть бункер, не знаю, рассчитан ли он на тяжелую артиллерию. И какое именно оружие применяли эрудиты? Не выясню, пока не увижу все своими глазами.
Я оставил внедорожник в отдалении, мало ли что там, я не могу Мартином рисковать, замаскировал его, дал эрудиту рацию и пошел к полигону. Запах смерти усилился, к нему примешалась стоящая в воздухе смесь еще, не осевшей до конца, пыли, гари и дыма.
У стены взорванная бронированная машина. Это покореженный, лежащий на боку драгстрер без задней части. Что такого они в него захуячили, что его пополам разорвало? Чуть в отдалении, вижу раскуроченную ракетную установку. Значит Сэм все-таки сделал себе такую. Значит он готовился, долго готовился, и не к обороне он готовился, сука. Кругом валяются искореженные и подорванные крупнокалиберные снаряды. Х*ячил по полигону ими, значит? Там, вообще, хоть что-нибудь осталось?
Бегу к тому, что когда-то было воротами. Первая волна зачистки сровняла забор и полигон почти с землей, похоронив под собой, скорее всего, весь наш личный состав. Хоть, кто-нибудь мог выжить тут? Они, видимо, не сразу поняли, что это артобстрел. Где им было столкнутся с ракетными системами залпового огня? Такие применялись в горячих войнах дофракционных времен, у нас еще не было таких технологий. До этого времени.
Выхожу на более или менее открытую площадку, оглядываю полигон. Это одна большая могила. То тут, то там лежат мертвые тела и фрагменты тел. Так и есть, осколочные, разрывные раны. У кого-то снесло полбашки, как срезало. Еба*новрот, как не допустить мысли, что среди этого месива может быть…
Командирский корпус снесен четким выстрелом. Значит, сначала палили наобум, потом проникли на территорию, разведали и стали вести прицельную стрельбу. Как быстро бесстрашные поняли, что надо сваливать, а отбиваться от зенитки бесполезно? Надеюсь быстро.
Опоздал. Бетон разодранный на куски, еще теплый, отовсюду струятся сизые дымовые столбики. Всего на каких-нибудь пару дней опоздал. От этой мысли я немного завис. Я ведь уже был в сознании, когда все это происходило тут. Не успел всего на каких-нибудь пару дней. Сколько жизней можно было спасти, если бы я сразу сюда поехал. Но я не помнил… Черт, какая же бл*дкая х*йня! Где же Эшли? Пытаясь всеми возможными способами отгородится от мысли, что она может быть где-то среди погибших, осматриваюсь дальше, стараясь восстановить картину того, что тут произошло. Кто еще погиб? Кто из командного? Сердце гулко стукнуло и замерло на мгновение. Пока я никого не видел, но сколько я осмотрел… Надо срочно найти бункер, он был недалеко от оружейных складов. Догадались ли они, успели ли хоть часть оружия спасти? Они, наверное, выставляли посты не далеко от полигона, не разведывали территорию. А если и разведывали, на них могли нападать скриммены. Блядь, куда ни кинь…