— Ты прекрасно знаешь, что Салли дивергент. Она не просто подходит нескольким фракциям по тесту, она подходит ко всем. Это очень опасный преступник, дивергентов всегда надо уничтожать. Они враги нашего общества.
Слова застревают у меня в горле. Надо что-то делать, нельзя позволить этой сучке убить Салли моими руками, нельзя вообще позволить ее убить, нет! Я смотрю на девушку, она сидит в немом ступоре. Смотрит прямо на меня. В ее глазах, кроме отчаяния, ужаса, боли, я вижу укор. Она думает, что это я сдал ее. Она не видит меня, но знает, что там где зеркало, с другой стороны, комната, и я в ней. Она знает, что я тут. Она всегда меня чувствует, где бы я ни был. Я качаю головой.
— Нет, Джанин, я не могу этого сделать. И потом, она же племянница Сэма, ты не можешь вот так просто ее убить!
— Эрик, ты сейчас говоришь как предатель, а это значит, что защищая дивергента, ты предаешь не только свою фракцию, ты предаешь все наше общество. Помнишь, чему тебя учат в Бесстрашии, врагом может оказаться любой человек, даже тот, кто дорог тебе. Но это не значит, что ты не должен исполнить приказ. За неисполнение приказа — казнь, по законам Бесстрашия.
— Другие лидеры Бесстрашия тоже с этим согласны? С тем, что ты отдаешь приказы бесстрашным?
— Мне достаточно, что ты согласен. Ты, ведь, лидер Бесстрашия, ты не забыл?
Мысли прыгают и путаются. Я пытаюсь успокоиться и привести их в порядок. Так, в пистолете 7 патронов. Один Джанин, потом, пока прибегут охранники, еще шестерых я положу. Потом положат нас. Обоих. Может это и лучший выход.
— Не дури, Эрик. У тебя, до сих пор, на лице все написано. Ты так жалок в своей попытке спасти опасного преступника, — Джанин направила на меня пистолет. Ну конечно, другого я от нее и не ждал, подготовилась, сучка. — Давай, тащи свою задницу туда и без глупостей. Только дернись, выстрелю не задумываясь даже.
Конечно, ты выстрелишь, Джанин. С Максом ты спишь, так что мое убийство скорее всего спишут на какого-нибудь залетного изгоя. Она убьет нас обоих. И ничего нельзя с этим поделать. Может, если подыграть ей, она потеряет бдительность?
— Ты ошибаешься, Джанин. У меня никогда и в мыслях не было спасать дивергентов. Просто Салли… Я так давно знаю ее, она долго была моей девушкой и…
— А что случилось? — притворно тянет эрудитка, — вы расстались?
— Да, Джанин, мы расстались. Так что, мне совершенно на нее наплевать. Но несколько лет так просто не выкинешь из памяти…
— Выкинуть из памяти — это не проблема, но не цель. Если Салли больше не твоя девушка, тогда вообще проблем нет. А даже если бы и была, девушка, сестра, мать, отец — это враг, а врагу пустить пулю в лоб — честь для бесстрашного, это такая аксиома, что спорить с ней вредно для здоровья. А в твоем случае, еще и смертельно. Давай, Эрик, докажи уже, наконец, что ты настоящий бесстрашный.
Я, стараясь ничем не выдать своих эмоций, иду в комнату ликвидации. Когда я захожу, из глаз Салли начинают капать слезы. Она просто сидит и беззвучно плачет. А у меня в груди печет так сильно, что трудно дышать. В зеркало я вижу свое лицо. Верхняя губа немного приподнята в презрительном отвращении, глаза прищурены. Мышцы свело судорогой, и даже если бы хотел, я, наверное, не смог бы сейчас ничего сказать. В глазах просто пустошь. Как и в душе сейчас.
— Расти! Посмотри на меня! На меня, Расти! Это я, ты видишь, это я! Что она сделала с тобой, она вколола тебе симуляцию? Ты слышишь меня, Расти?
— Эрик слышит тебя, Салли, видит и все прекрасно осознает. Никакой симуляции, все на самом деле. Видишь, я говорила тебе о его преданности мне. — Сучка, прячет пистолет. Салли не видит его. — Ты повстанец-дивергент, приговариваешься к смерти. Эрик, приступай.
Я поднимаю пистолет. Он смотрит прямо в лоб девушке. А я вижу ее голубые огромные глаза полные слез. Это благодаря ей я стал сильным, выносливым, умею драться, как урожденный бесстрашный. И после всех этих лет, в ее лоб смотрит ствол моего пистолета.
— Расти, я люблю тебя! Посмотри на меня, Расти, на меня! Я люблю тебя! Пожалуйста, не надо!
Я не могу. Не могу ее убить. Все, что было хорошего в моей жизни до сих пор, было связано с ней. Я не могу, я просто не могу…
— Эрик! Не медли, — голос Джанин опять стал медленным и тягучим, как горячая карамель, — просто мишень, Эрик, это просто мишень. Подними пистолет и выстрели в нее, подними и выстрели. Мишени для того и существуют, чтобы попадать в цель, твоя цель — там. Убей ее, это мишень, попади в цель…
Моя рука поднимается помимо моей воли, — я просто впадаю в транс от голоса Джанин. Не могу ему сопротивляться. Палец ложится на курок. Глаза застилает пелена. Челюсти сжаты так, что болят виски. Голова тяжелая, как будто налита чугуном, а тело наоборот, мягкое и податливое. И я вижу только ее глаза. Салли. Ее рот открывается, она что-то говорит, но я уже не слышу. Палец нажимает на курок. Один. Два. Три раза.
Ни одна пуля не попадает в мишень. Все пришлись в молоко. Я сегодня плохо стреляю. Надо бы потренироваться.
В следующую секунду на меня обрушивается водопад ощущений. Я не застрелил Салли, она все еще смотрит на меня.
— Какой же ты жалкий тюфяк, Эрик! Меня просто тошнит от тебя.
Раздается выстрел, прежде, чем я успеваю вообще что-нибудь понять. Голова Салли свешивается на грудь, на белой стене кровавая клякса. Мое тело действует на автомате. Рукоятка пистолета впечатывается в челюсть Джанин, вырубая ее.
Я бегу к девушке, может Джанин промазала и ей можно еще помочь? Одним движением перерезаю веревки, Салли падает мне на руки. Она теплая, она еще жива! В следующее мгновение, я вижу четкую маленькую дырочку у нее во лбу, рука ощупывает развороченный затылок, меня заливает кровь из ее головы. Я прижимаю к себе безжизненное тело, я просто не могу поверить, что все это случилось. Глаза застилает мутная, дергающаяся пелена. Голову стянуло обручем, в висках отстукивает тяжелая, ноющая боль.
— Салли, девочка, посмотри на меня… пожалуйста… Ты не можешь… Девочка, ты… Салли, ну как же так… Ну, открой глазки, пожалуйста… Девочка, посмотри… это же я… давай, открой глазки…
Глажу ее по волосам, по щеке, размазывая кровавые разводы, на ее лицо откуда-то что-то капает, превращая эти разводы в кляксы. Вижу ее то расплывчато, мутно, то снова резко и четко. Прижимаю ее тело к себе, я все бы сейчас отдал, чтобы почувствовать, как бьется ее сердце. Черты лица начинают заостряться, губы, всегда такие розовые и готовые к улыбке, побелели. Жизнь, только что наполнявшая смыслом мою, ушла, ее нет больше…
— Ну как… как… Ну, что же ты… Не оставляй меня, пожалуйста, девочка… Как я буду без тебя… Я не хочу так… Ну почему, Салли, как же так…
Качаю ее, как маленького ребенка, не могу отпустить. Мне кажется, что если я отпущу ее, то она уйдет навсегда и ее не будет. Я никак не могу этого допустить. Пока она у меня в руках, я чувствую ее тепло, глажу ее волосы, она еще здесь, со мной. В груди застрял тугой, острый, царапающий комок боли, разрывающий меня изнутри на части. Не могу, не могу поверить, то просто не может быть… Не может моя веселая, бесстрашная, нежная девочка лежать вот тут, безжизненным телом с аккуратной дырочкой в голове. Это ошибка какая-то, это симуляция, это просто страшный сон, сейчас я проснусь и ничего этого не будет… Только не отпускать, только чувствовать, что она еще со мной…
Чьи-то сильные руки отрывают меня от девушки, а я не могу ее выпустить. Ее отдирают от меня, а мой взгляд прикован к ее распростертому телу с аккуратной дырочкой во лбу. Меня куда-то оттаскивают, я вырываюсь, хочу еще раз обнять ее, не могу ее отпустить. Изо всех сил стремлюсь к ней, никакие и ничьи руки не могут удержать меня. Слышу чей-то вой, и не сразу понимаю, что это я издаю такие звуки.
Чувствую обжигающе сильную боль от впившийся в плечо иглы. Последнее, что успеваю подумать, я умер сегодня, вместе с ней.
End of Flashback
Я тогда просто перестал сопротивляться. Это сейчас я понимаю, что Джанин контролировала меня через симуляционный передатчик, но тогда я этого не знал. Все хорошее, что было во мне умерло в тот день окончательно. До этого Джанин всеми доступными способами старалась лишить меня человечности, делая из меня послушного робота, но она добилась если не противоположного, то странного эффекта. Она вырастила монстра и человека ненавидящего все. Мое подсознание безотчетно разделилось, не желая принимать то, что из меня лепила эрудитка, я возненавидел всех живых только за то, что они живы, а Салли нет. И у меня появилась одержимость не отдавать смерти больше никого. Попадая в бой, мой внутренний зверь засыпал, растворялся, уходил, уж не знаю, что там с ним было, но в бою я снова становился человеком и точно знал, те кто со мной бок о бок встречаются со смертью не должны ей сдаваться, ни за что! Под напором сильных эмоций, адреналина, зверь отступал оставляя то, что от меня осталось. Так и боролись во мне две эти сущности, пока зверь не набрал силу и мощь и не стал прорываться, пугая своими действиями всех вокруг, в том числе и Джанин. Вот тогда она и поняла, что ей никогда не удастся контролировать ни меня, ни зверя. Что рано или поздно зверь убьет ее, и поэтому надо от него избавиться. Ну и, конечно, от меня заодно.