Несмотря на то, что все разлеглись, места хватило с лихвой, так что у меня отдельная комната. Но сон так и не идет. Проворочавшись пару часов, решил выйти на воздух покурить, может поможет. Проходя мимо комнаты Мартина, я увидел слабое, голубоватое мерцание. Не спит, значит, Мартин. Заглянув к нему, я вижу мерцающий монитор компьютера и спину Итона, склонившегося над ним. Краем глаза отмечаю на мониторе человека в белой комнате, всего в крови, на руках которого лежит девушка и не сразу понимаю, что это тот самый ролик, со смертью Салли. Черт, Джанин и это снимала, сука. Нравилось ей что ли, пересматривать как умирают люди по ее приказу?
Разворачиваюсь и быстро ухожу из помещения. Невозможно переживать это еще и на экране, мне хватает пейзажа и своих кошмаров… Никак не могу вытряхнуть сигарету из пачки. Да что же это такое…
Выпуская дым в воздух и чувствуя легкое головокружение, которое слегка притупляет растревоженные мысли, я не сразу замечаю рядом с собой Итона. Посмотрев на него, я отвернулся. Сейчас начнется опять «я тебе никогда не прощу…»
— Эрик, дай сигарету.
Да, пожалуйста, мне не жалко. Нахрена только начинать курить под тридцатник? Итон прикуривает, затягивается. Не закашлялся. Значит не сейчас он начал.
— Давно куришь?
— Стараюсь не курить. Не всегда получается.
— Ясно.
Стоим, каждый перебирает свои мысли, сизый дым в ночной тиши долго не растворяется в воздухе, белесой пеленой окутывает нас, словно туманом.
— Я не знал. Я думал, что ты ее убил. — Итон привалился к дереву, на которое уже облокотился я. Наши плечи почти соприкасаются. На меня навалилась такая усталость, что не осталось места ничему, даже привычному раздражению.
— Я понял.
— Долго не мог тебе простить. У нас с ней не было ничего, но… Она любила тебя. Этого я тоже не мог тебе простить.
— Мне казалось ты любишь блондинку. — киваю на тонкую повязку на его правой руке, — ты женился, я смотрю? Поздравляю.
— Спасибо. Сейчас да, я люблю Трис. Но тогда… Салли казалась мне… Ты был ее не достоин.
— А ты, стало быть, был ее достоин?
— Я был моложе. Я не знаю…
— Что бы ты там ни думал, я не идиот, Итон. И все я понял. Даже готов был отдать ее тебе, лишь бы она была жива. Я наговорил ей гадостей, думал, она к тебе придет за утешением и ты спасешь ее, потому что я не мог.
— Я этого не знал. Я думал, что ты ее сдал Джанин. И убил потом.
— Ну ясен пень, по-другому ты и не подумал бы.
Какое-то время опять молчание. Ночь темная и тихая, воздух густой и влажный, кажется что его можно потрогать рукой, зачерпнуть и пить, как из источника. Сигареты выкурены, окурки затоптаны, а мы все стоим, привалившись к дереву, плечом к плечу и молчим.
— Слушай, — Итон трет затылок, будто он у него ноет, — ты урод и сукин сын, конечно. Но я помню. Я все помню, Эрик. Я помню наши рейды, я помню, как однажды, ты откопал меня из-под обломков рухнувшего здания, как ты искал меня, когда остальные забили уже, думая, что выживших нет. Я гнал от себя эти мысли, потому что у меня не укладывалось в голове, как человек может быть сволочью и нормальным парнем одновременно.
— Итон, тебе не обязательно все это мне говорить сейчас…
— Подожди, Эрик. Мне самому паскудно. Я, когда увидел… Я бы не смог такое пережить…
— Ты удивишься, что можно пережить после опытов Джанин.
— Я был подопытным Джанин. Она ввела в меня какую-то свою новую разработку… Несмотря на дивергенцию, я был в моделировании и чуть не убил Трис. Она меня разбудила, и когда я очнулся, мой пистолет был приставлен к ее лбу… Я мог ее убить и ничего не мог с этим поделать. Я думал, что друзья — это враги и наоборот. У меня в голове все как будто перемешалось, при этом я все помню и знаю, что я все делал осознанно. Это страшно…
Я не знаю, что на это сказать. Мое моделирование не было похоже на современное, за которое отвечает программа. Моя программа сидела прямо у меня в голове, пытаясь медленно, но верно изменить мою личность.
— Я вообще не знал, что я под моделированием был все это время. — голова совсем разболелась и пульсировала почти не переставая. — Я думал, что я такой и есть. Хотя теперь я даже и не знаю, какой я есть. Я знаю только одно, суки Джанин больше нет, а дело ее живет. Во мне, в лидерстве Сэма… Это надо прекратить.
Достаю пачку, протягиваю Итону.
— Будешь? — он вытягивает выбитую сигарету, прикуривает в ладонях.
— У тебя есть идеи? Что с этим можно сделать? — сигарета оставляет на языке горький привкус. Надо бы завязывать так много курить.
— Можно было бы просто подорвать Эрудицию и все. Но там Эшли… Если она еще жива… — в груди что-то сильно кольнуло и скрученный комок больно давит на ребра.
— Она жива. И мы вытащим ее, Эрик.
— И к Сэму не подобраться, он осторожный, сука, нигде один не ходит. Нам бы понять, что делать с его армией под сывороткой, как действует эта сыворотка и что конкретно дает им. Как бороться против реактивных систем. Что ему надо от Эшли. И жива ли она вообще. — Сердце пропустило очередной удар. — Мартин говорит, что скорее всего ему нужен ее генетический материал. — Что он с ней сделает, когда его возьмет, я стараюсь не думать. — С Гилем надо бы связаться. Когда вы последний раз были на связи?
— Где-то за две недели до штурма. Он предупредил, сказал что-то затевается и нужно быть осторожными. Но они пришли со снарядами и обстреляли нас на расстоянии. Мы не были готовы к этому. Так что на тот момент, когда ты принес ему карты, он уже знал где мы.
— Почему ты думаешь, что Эшли не погибла?
— Я видел, как ее увозили на машине эрудиты и Вольники. Среди них был парень, который знает ее в лицо. Он с нами был в Искренности и, кажется, хорошо знает Эшли.
— Черт! — кулак разбивается о ствол дерева, но я не чувствую боли. Это же гребаный х*есос Райн. Я же сам отправил его в Эрудицию, все сам, бл*дь! Ну, хотя бы она не погибла при артобстреле. Это дает хоть какую-то надежду. — Надо срочно наладить связь с Эрудицией. На этом полигоне есть стационарный передатчик.
— Да, это первое что надо сделать. Потом я бы еще поймал бы одного из вольников и допросил бы его. Мы схватили одного лазутчика месяц назад, но он не сказал почти ничего, у него была капсула с ядом в десне. Он не сразу ее расковырял, успел сказать только, что Вольникам вводится какая-то новая сыворотка, которая делает их сильнее и выносливее. И кажется даже умнее. Они ее называют сыворотка неуязвимости. Зачем Сэму нужна Эшли, он так и не сказал. Не успел.
— Неуязвимости, значит. Вот, бл*дь! Да, ты прав, лезть без подготовки в Эрудицию — только людей терять. Надо сначала узнать что там и как. Потом будем думать.
— Ладно, Эрик. Как бы там ни было, я не могу не признать, что в стратегии и тактике боя ты разбираешься. И, хоть мне и сложно после стольких лет это осознать, но я признаю, что ошибался насчет тебя. Поэтому, как ни странно, но я верю тебе. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, когда Эшли там, в Эрудиции, а мы тут и не понятно, что делать. Я не хочу допустить, чтобы нас всех перебили по прихоти Сэма, я не могу допустить смерти Трис. И я хочу спасти Эшли. Если уж кто и не даст нам всем попередохнуть, так это ты, Эрик. Как бы мне не трудно было это признавать.