— Так ведь утро, Гилмор!
— Вот то-то и оно, уже утро, а мне нужно чтобы я тут всю ночь провел. Как бы. Джил, прошу, иначе Эванс мне еще что-нибудь сломает, тебе разве меня совсем не жалко? — я бухнулся на колени и пополз к девушке, до которой все-таки дошло что я от нее хочу.
— Давай, давай, — ухмыляется эта чертовка. — Ползай, заодно и полы мне тут помоешь! И где же это ты всю ночь был? А? Укрощал неприступную нашу козочку?
— Тебе действительно нужны подробности?
— Ну должна же я знать, насколько все плохо, — издевается медичка. — Может, ты убил кого-нибудь, а я тебя тут прятать буду.
— Нет, я все лишь провел обалденную ночь с дочерью нашего лидера, но если он узнает, мне точно труба.
— Ладно, — покачала головой Джил. — Сводишь меня в бар за это, может, если парни увидят, что я с таким красавчиком хожу, одумаются наконец!
— Все для тебя, моя королева, — сильно покривил я душой. — Но имей в виду, я хочу Люси вернуть, поэтому только когда она будет в отъезде!
— Козел ты, Гилмор, и только могила тебя исправит! Не надо мне от тебя ничего, добивайся свою принцессу, я пошутила. А вот ей я не завидую, если она в тебя на самом деле влюбится!
— Зато я сам себе завидую, — поиграл бровями я и отправился на больничную койку. Поэтому, когда стало известно о приборе, и о том, что Лусия сбежала, когда была поднята на ноги вся фракция, я преспокойненько отлеживался в лазарете. Лидер приходил, таскал меня за грудки, но Джил встала за меня горой, уверяя, что лазарет я не покидал ни на минуту и ничего не знаю, и, вообще, после такой дозы снотворного, что она мне вколола, долго не живут.
Данные с камер Дилан благополучно стер, прикрывая не только мою, но и свою задницу, так что оказалось… что я не при делах. Удачно вывернувшись из такого щепетильного дела, я не мог этого не отметить, потому что к общей эйфории примешивалось чувство беспокойства и тревоги за Люси. Я был уверен, что у нее должно все пройти гладко, а встряска ее папаше не повредит...
Люси
Музыка: The Pierces — Three Wishes
Рассвет окрашивает небосклон в сиреневые оттенки, солнце вот-вот поднимется и зальет горизонт, а мощный автомобиль глотает одну за одной мили пыльных заброшенных дорог. Я жмурюсь, зеваю и улыбаюсь до ушей, пусть и не выспалась совершенно, но испытываю самый настоящий прилив сил. А потом принимаюсь громко подпевать старенькой магнитоле. Настроение отличное, и ощущение щемящей нежности заливает меня до самых краев. Стоило мне только тихонечко вылезти утром из кольца рук Джая, как он тут же проснулся и принялся уговаривать меня, взять его с собой. Еле отбрыкалась, пуская в ход все запрещенные приемы и увещевания, чтобы он остался во фракции, держал свою говорилку на замке и не вздумал мне мешать.
В итоге ему пришлось согласиться, прожигая меня недовольным взглядом, боясь испортить и так наши непростые отношения, но в целях безопасности, даже достал мне у кого-то оружие, чтобы я не была совсем беззащитной. И ничего я не беззащитная, как-нибудь и без помогаев справлюсь. В конце концов, я уже решила, что все проверну одна, и отвечать потом придется только мне, но если честно, просто еще я совсем не готова была обсуждать, что произошло между нами ночью.
Он сказал, что любит меня… и я не знаю, как относится к подобным признаниям, ведь за тот год, что мы встречались, Джай ни разу не говорил подобного всерьез. Я сама не понимаю толком, что к нему испытываю. Он мне дорог и близок, но любовь ли это? А еще, я не питаю особых надежд на то, что Гилмор изменился, и что руины подростковой влюбленности можно как-то восстановить.
Скорее всего, мы просто стравили пар. Наверное. Я, правда, не знаю. Все слишком сложно… И можно сколько угодно пытаться себя убеждать в том, что это просто скопившееся напряжение потребовало выхода, влечение или эмоции под воздействием искрящих гормонов, но все не так. Меня не только тянет к нему, я испытываю самую настоящую потребность в этом человеке. Я так привыкла к тому, что Джай рядом, что его плечо, на которое можно опереться, всегда за моей спиной, что бы ни случилось. Он единственный, кто поддерживал меня даже в самых сумасшедших решениях, как и в этот раз.
И вероятнее всего, за эту выходку мне светит неслабая выволочка, как минимум, а то и трибунал, но дело в том, что я больше уже не вижу никакого другого способа, достучаться до отца. Отстранив меня от задания, Эрик демонстративно расписался в том, что я ничего не значу, как воин, и не только незаслуженно занимаю свое место в отряде разведки, в который столько пробивалась, но и среди бесстрашных. И мне не место в нашей фракции. Это… удар в спину. Предательство. Если родной отец в меня не верит, то чего уж говорить о других? Я не попала в отряд по блату — Эрику ли этого не знать, а сама добивалась своей цели, и всегда старалась соответствовать ему и братьям, идти до конца и поступать так, как он сам нас учил.
Для чего меня воспитывали и обучали как бесстрашную? Для того чтобы в любой момент по своей прихоти взять, и отправить в резерв? Я не кукла и не ребенок, когда он уже это поймет! И почему Вик его поддержал, когда прекрасно знает и не раз испытал на собственной шкуре, что значит быть лидерским отпрыском, когда каждая сука только и ждет, чтобы ткнуть тебя носом в то, что нам якобы все подносят на блюдечке. Спасибо, любимый братик, вот от тебя я такой подлянки не ожидала. Обидно, и больно так, что дыхание перехватывает. Отец поступает со мной несправедливо. Но разве он когда кого слушает, если втемяшит себе что-то в голову!
Я чувствую себя униженной, и словно меня, вообще, обокрали. Что дальше, он отстранит меня от работы бесстрашной, сослав в поломойки? Ну уж нет, дудки! Так просто я сдаваться не намерена. Я все понимаю, что он волнуется, пытаясь отгородить меня от опасности, но я не тепличное растение и не стану прятаться за чужими спинами. И пусть моя задница предчувствует неминуемую кару, я, как всегда, ощущаю привычный прилив бравады.
Шины внедорожника с шорохом поглощают мили бездорожья. Одинокая машина не так привлечет к себе внимание, как караваны с сопровождением, и у меня есть отличный шанс проскочить незаметно. Мой путь лежит на один из закрытых полигонов. Расстояние относительно немалое, но я рассчитываю добраться до темноты. Почему-то во мне вспыхнула твердая уверенность, что если моя самоволка пройдет гладко, отец перестанет чинить мне препятствия и, наконец, примет то, что я воин, бесстрашная. Однако в любые грандиозные планы имеют скверную привычку вмешиваться всякие враждебные представители застенья.
Обстановка в последнее время, конечно, оставляет желать лучшего. Разобравшись с недовольными, мы думали, что победили, да вот не тут-то было. Оказывается, они просто растворились в окружающем наш город пространстве, более того, как выяснилось, безупречные, которые завязали эту войну, все также находятся среди них. Вот уже десять лет, мы вылавливаем их, отслеживаем, чаще всего успешно, но… это кажется будет бесконечно. Мы не знаем пределов мира, а летные конструкции пока не могут летать на достаточно большие расстояния, не хватает топлива. Те «пилигримы», беспилотные аппараты, которые были разосланы во все концы земли, все равно не давали полной картины, только жалкие крупицы информации, помогая нам эффективнее организовывать жизнь в городе.
Люди, оставшиеся за стеной, те самые недовольные, безупречные и прочие, отбившиеся от основного общества, не пожелавшие присоединиться к общине, пытались выжить самостоятельно, сбиваясь в группы и выживая кто как может. Безупречные в основном обнаруживаются на мобильных базах, которые передвигаются по пустынным землям, и стараются не заходить в леса, где их можно просто вычислить по оплавленным стволам. Другие люди стали жить воровством и мародерством наших и заброшенных баз, и полигонов, других городов, которых в застенье оказалось очень много, а также нападением на караваны с продовольствием, когда из Чикаго оправлялись продукты на полигоны и базы. Этих мы называем стервятниками, они не гнушаются и убийствами, поэтому, будучи пойманными, немедленно приговариваются к расстрелу на месте.