— Мы с тобой все это уже обсуждали, Джай. И решили остаться друзьями… — я старательно отвожу глаза в сторону, сжимая запрыгавшие пальцы, губы все еще печет и сердце трепыхается.
— Но целовала ты меня с явным удовольствием, — лукаво посматривая, заявляет Джай. Впрочем, ведь правду говорит, меня к нему тянет, несмотря ни на что, только это ничего не меняет. Одно дело испытывать к человеку привязанность, физическое влечение, и совершенно другое — любить. А, может быть, это и есть любовь? Как это понять? Он мне бесконечно дорог, мне с ним весело, есть о чем поговорить, да и что уж там, его поцелуи забыть слишком сложно, но... Почему же кажется, что должно быть все по-другому... Иначе. И чувства к нему, болезненно выворачивают всю душу. — Я все понимаю, ты обиделась на измену, я у тебя просил прощения, все объяснил тебе, что это вышло случайно, я не хотел и, вообще, там все было несерьезно, ты меня даже простила, а потом… придумала какую-то ерунду…
— Вот потому и нет, — пробормотала я, не желая ни оправдываться, ни вновь объяснять то, что Джай не поймет, пропустив мимо ушей в очередной раз. — Непонимание! Ты считаешь, что все это ерунда, а для меня это важно!
— Да в чем я тебя не понимаю? Ну в чем? — стараясь не выходить из себя, нетерпеливо вскинул он руками. — Тебе не нравится, когда тебя опекают и намекают на то, что ты девчонка! Окей, я перестал. Тебе не нравятся мои подружки? Я от всех избавился! Я даже твои странные и ненужные увлечения принимал как должное… что тебе еще надо?
— Мои увлечения не странные! И нужные! — Вот так всегда, хоть кол на голове теши. Мне не нужно, чтобы он переступал через себя, принимая меня такой, какая я есть, эта искренность должна идти от души. А Джай только тыкает на мои, с его точки зрения, странности, ни разу не догадавшись поинтересоваться об истинных причинах, какую пустоту и нехватку чего-то давно потерянного внутри, я пытаюсь заполнить своими увлечениями. — И если я бесстрашная, это не значит, что у меня не может быть других желаний, кроме как безумно рисковать своей жизнью на каждом шагу…
— Да никто от тебя этого и не требует! Не нравится тебе по крышам прыгать — никто тебя не заставляет! Но скажи мне, как твои каракули помогут тебе в бою? Ты что, зарисуешь противника до смерти? — безжалостно заключил он, снова обидев своими насмешками, и весь этот клубок недосказанности туго стянулся вновь вокруг сердца.
— Ты самовыражаешься, когда нарываешься на драки каждый день, а я рисую… Нет, тебе этого никогда не понять и не объяснить. Вот потому и нет, Джай.
— То есть, ты хочешь сказать, что целоваться со мной тебе нравится, но ты ко мне не вернешься, потому что я не понимаю твоих каляк?
— Дурачок ты, — грустно проговорила я, взглянув на него с печалью. Лучше мне уйти, пока мы не поссорились. Джай смотрит так, как будто не получил ни единого ответа ни на один свой вопрос, и я его в каком-то роде понимаю, потому как сама не могу многого объяснить — это просто чувствовать надо. Он сам все испортил. После его измены между нами все изменилось, я перестала ему доверять то сокровенное, что хотела бы… Нет, не так. Я поняла, что отношусь к нему не так трепетно, как хотела бы на самом деле, будучи уверенной, что влюбилась. Было и больно, и обидно. И хотелось быть с ним, но продолжаться так не могло дальше, он стал слишком… наверное, другим. Медленно вздыхаю, в груди разливается отчаянье, и некая надежда, а еще тоска, свербящая под ложечкой. Снова ощущаю себя виноватой во всем. И клубок своих сомнений и проблем, распутывать только мне. — Я тебе очень благодарна, что выгородил меня. Но сейчас я не могу выразить свою благодарность, может быть потом… — улыбнулась я ему на прощание, скрываясь в коридоре.
Джай
Люси несколько секунд смотрела на меня молча, грустно улыбаясь, затем повернулась и вышла. Вот дернул меня черт сказать насчет ее увлечений! Ну какая мне разница, пусть пачкает бумагу, зато сладеньким поделится и посмотрит нежно… Вот ведь твою мать... Я хотел было пойти за ней, но игла впилась в вену и мешала страшно. Попытался было ее выдернуть, но завопила сигнализация, прибежала медсестра и принялась на меня орать... А у меня все мысли с девушкой, которая только-только была уже готова со мной остаться... и на тебе!
Сани была права, просто не будет. Ну почему два года назад все было так… беспроблемно. Так хорошо все было… Когда это началось? Может быть, когда я увидел ее блокнот, исписанный какими-то непонятными… рисунками. Люди без лиц, ангелы с крыльями, тени – не разобрать ничего толком. Я тогда очень долго ржал и никак не мог взять в толк, какой во всем этом смысл. Вот я понимаю тегеров и райтеров, парней, которые расписывают стены — всякие там дьяволы, девицы с сиськами, надписи… Понимаю татуировщиков, придумывающих рисунки… Но Люси не хочет ни в граффити, ни в салон, и талант ее, который есть, наверное, пропадает совершенно зря.
Сколько я ее помню в детстве, она всегда всем вокруг пихала свои картинки. Потом, уже ближе к инициации я как-то выпустил ее из вида, у меня начались увлечения, девчонки и подпольные бои, без которых я не могу жить. Мне нужен тот адреналин, который каждый раз впрыскивается в немереных дозах, когда выходишь на ринг и не знаешь, уйдешь живым оттуда или нет. Да, такое бывает нечасто, и, конечно, не в Бесстрашии, но… пока лидеры не в курсе, можно и рискнуть. Ясный пень, что за такие дела ждут дальние рубежи, но я не очень переживаю. Если удается поучаствовать раз в три — четыре месяца, то уже много.
Потом была инициация и год на службе, а по возвращении мы должны были помогать с неофитами, чтобы подтвердить свои знания и умение руководить составом. Да, я метил в командиры, но Эвансы опять впереди планеты всей. Ричард теперь у меня командир и мне пока не светит — по всем показателям он меня обошел.
Вот во время той самой инициации, когда я подвязался инструктором, я и разглядел малявку Эванс. С той самой минуты, как она слетела в сетку первая из неофитов того года.
— Вот ты и попала в мои сети, — говорю я ей с усмешкой, подхватывая девушку подмышки и придавая ей устойчивое положение, — как долетела?
— Лучше всех, — отвечает мне она подрагивающим голосом, но при этом улыбается и старается не показывать свои эмоции.
— Как твое имя, первый прыгун? — задаю вопрос, потому что так положено, рассматривая ее внимательно. Люси сильно изменилась за эти два года пока я ее не видел, либо же я никогда не замечал ее огромных голубых глаз, потрясающей улыбки, пухлых и даже на вид вкусных губ. Я смотрю на нее и, вообще-то, положено объявить ее имя, а мне не хочется этого делать. А хочется смотреть на нее и не отпускать от себя. Пряча свое удивление под кривой усмешкой, я не даю ей справиться с эмоциями и подгоняю язвя. — Ну что ты, пока летела, все слова растеряла?
— Меня зовут Люси, — наконец, выговорила она, и я кричу статисту:
— Первый прыгун Люси, — и уже обращаясь к ней, — добро пожаловать в Бесстрашие, красавица.
Она отчаянно покраснела и отошла, поглядывая на меня снизу вверх. Что в ней осталось неизменным, так это рост, как она была всегда меньше всех нас, так и осталась малявкой. Вот только… очень и очень симпатичной… да что уж там, просто восхитительно привлекательной малявкой. И понеслась.
Сначала довольно успешно удавалось все это дело скрывать, однако, шила в мешке не утаишь, и лидер узнал, к кому неровно дышит его дочка. Я не стал отпираться, ну, а чего такого-то? Все взрослые люди, знаем что делаем… Вот только у лидера было свое мнение на этот счет. И все мои потребности в драках были полностью удовлетворены на полгода вперед как минимум. Ворон только у виска крутил, ворча, что мне девок во фракции мало, потянуло на венценосных отпрысков, а Сани, подкрепляя свои слова крепкими выражансами, сказала, что я долбо*б и она от меня откажется, потому что задолбалась уже вступать с лидером в контры. И вообще, все, кому больше восемнадцати теперь ее больше не интересуют и могут п*здовать куда подальше.