— Ты жалеешь о Вороне? — тихо спросила я, присаживаясь рядом, хоть и зарекалась не сметь лезть ему в душу и злить, но… не знаю почему, да только для меня это важно.
Мужчина мрачно бьет меня осуждающим взглядом, на скулах желваки ходят. Молчит. Долго. Мне кажется, что он отвечать не станет, скажет какую-нибудь гадость, норовя обидеть, но он говорит:
— Это война. На ней умирают.
— Но ведь он был в твоем отряде. Как его на самом деле звали?
— Виктор. Виктор Гилмор. И я узнал об этом не так давно.
— Как это? А раньше? Ты же знал его по меньшей мере три года! — нахожу я свой утерянный дар речи от удивления, но тутже вспомнив, что я сама ни разу не поинтересовалась настоящим именем Ворона, только вздыхаю.
— Да. Но раньше мне было неинтересно. Ворон и Ворон, я вообще думал, что это его имя. Не обращал внимания, а когда ставил его в патруль, просто вылетало из головы.
— Как вы познакомились? Расскажешь? — осторожно, только бы не перегнуть палку. В ответ молчание с прерывистым тяжелым дыханием.
— А ты не ох*ела, мелкая? — сквозь зубы, грубо протянул мужчина, упираясь локтями в расставленные колени и буравя пристальным взглядом мое лицо.
— Ох*ела, — соглашаюсь я покаянно. Опять включил свою защитную реакцию. — Но… может все-таки расскажешь? Я никак не могу поверить, я ведь не видела его мертвым. Для меня он еще живой… понимаешь?
— Он был… совершенно безголовый, — Эрик тяжело сглотнул, резко дернув кадыком, как-будто с трудом заставляя себя успокоиться, и, потерев ладонью подбородок, уставился на тлеющий огонек своей сигареты, а мое сердце ускоряется в груди помимо воли. Молчит немного, потом продолжает: — Всегда, сколько я его помню. Я уже был два года лидером, когда он проходил инициацию. Более пи*данутого на всю голову неофита не было у меня никогда. Даже ваша группа была ангелами по сравнению с ними. — Эрик коротко на меня глянул и вроде бы даже как-то грустно усмехнулся, затягиваясь и прищурив один глаз. — Пи*дил я их знатно, а они отвечали мне такой же откровенной «любовью». Они даже напали на меня, хотели в пропасть сбросить. А я затащил из на Хэннок и пустил по зипу без страховки. Они все обосрались, в прямом смысле и больше не вы*бывались, хоть и ненавидели меня, как только могли.
Мужчина замолчал, пристально рассматривая кончик тлеющей сигареты, и я уже подумала было, что он больше ничего не скажет. Слова даются ему явно с трудом, выговариваться совершенно точно не входит в список любимых занятий Эрика. Но сейчас… вижу, знаю, ему это важно, не меньше, чем мне. Почему я это знаю? Там в глубине острой, холодной как клинок стальной радужки легкими всполохами, будто через силу, расплывается растопленное серебро. И хоть Эрик далек от того, чтобы пребывать в добром расположении духа, он пошел на контакт… Не все еще потеряно…
— А потом эта гребанная инициация кончилась и начались трудовые будни, — неожиданно продолжил Эрик. — Каким бы распи*дяем Ворон ни был, а разведчик из него неплохой вышел. И вот мы с ним оказались в одной группе. Я командир и на мне все вообще. Задание было, выяснить зачем собираются изгои в районе старой железной дороги. Мы отследили их почти до самого логова… и попались. Спалили они нас. Схватили и бросили в яму. Натуральную такую яму, два на два метра. Мы там просидели пять дней, они нас морили голодом и жаждой, чего хотели, х*й их знает. А потом, видимо, наши их нашли. Так они нам напоследок гранату в яму бросили. Мы с Вороном были уже совсем никакие, за пять дней нам давали пить только несколько раз… Ну и вот прилетает граната, падает нам под ноги. У меня все как в замедленной съемке и движения все будто в киселе от изнеможения. А Ворон более стойким оказался. Среагировал мгновенно. Взял и упал на гранату, закрыл ее собой, я даже сделать ничего не успел. Граната не взорвалась, то ли учебная была, то ли испорченная… А там уже и бесстрашные подошли, вытащили. Ворон трясется весь, а я только руку ему жму и сказать не могу ничего… — Эрик похлопал себя по нагрудным карманам, выуживая очередную сигарету и зажигалку. — И даже после этого, я не узнал, как его зовут. Он всегда такой был, безголовый, но самый настоящий бесстрашный…
Последние слова Эрик проговорил так тихо, что пришлось вслушиваться, глубоко вздыхает, стараясь справиться со своими эмоциями, я же сижу не шевелясь, боясь спугнуть доверительный момент откровения. Может, если он выговорится, то станет полегче? Снова прячет глаза, но у меня сложилось такое впечатление, что Эрик позволил на мгновение заглянуть себе в душу. Что-то теплое такое, заливает все внутри, от живота до горла, и перехватывает дыхание. Я тянусь легонько к его руке, вытаскивая новую, прикуренную сигарету, задержавшись пальцами на крепкой ладони чуть дольше положенного, что, несомненно, лишнее, но мне хочется, чтобы он ощущал мою поддержку.
— У вас с ним что-то было? — огорошил меня лидер, что я чуть не задохнулась от возмущения, подавившись дымом, но виду не подала. Вообще, обидно, что он задает такие вопросы, прекрасно зная, что был первым и единственным мужчиной в моей жизни…
— Мы дружили. Он был хороший друг. И он женат, как могло между нами что-то быть? — недоуменно развожу я руками, глядя на то, как у лидера удивленно взлетает вверх правая бровь. Пфф, тоже мне…, но это же Эрик, обижаться и злиться глупо, надо потерпеть… — Ты знал его жену?
— Нет, — нехотя ответил он, поморщившись, — мне было неинтересно. Но помню, что она была крикливая и они долго друг друга х*ями крыли.
— Вот как? А по Ворону не скажешь… хотя, я знала его всего пару месяцев, — голос надломлено обрывается при воспоминании о хитроватой улыбке, взлохмаченной голове и его излюбленно привычным «Крошка«… Внутри стало тесно от переизбытка эмоций. Только бы не расплакаться, нельзя. Потом.
— Ладно, пора двигать. Хорош уже лясы точить, — поднимаясь не глядя на меня, отправляется тушить костер.
Я пытаюсь сориентироваться на местности, раздираемой запахом костра, сырой земли, подгнившей прошлогодней листвы и тихими звуками природы, краем глаза невольно следя за мужчиной, как за неким индикатором опасности. Вымотанность начинает потихоньку отпускать, уступая место настороженности. В том, как он двигался, как поводил плечами, было что-то угрожающее и одновременно завораживающее. Такое чувство, должно быть, испытываешь при неожиданной встрече с хищником, сердце замирает, ты стоишь, боясь пошевелиться, вытянувшись в струну, и с ужасом ждешь рокового броска… Не завидую я тем, кто его по-настоящему разозлит…
Почему-то мне всегда казалось, что враги непременно должны появляться под покровом ночи. Темнота, тишина, шорох, едва различимые шаги, громкие выстрелы, крики боли, лютый страх, текущий по желудку и острые мурашки по спине… Наверное, оттого я не сразу сообразила, что происходит, когда Эрик, рывком бросился на меня, сбивая с ног, как воздух прошила автоматная очередь. Быстро закатываюсь под ближайший куст, откуда я и увидела их, не спеша приближающихся из гущи подлеска к нашей небольшой полянке, но за их неторопливыми движениями ощущалась угроза.
Пока отползала, занимать хоть какую-то приемлемую оборонительную позицию, насчитала с десяток человек, рассредоточенных по периметру, готовящихся начинать обходить нас и брать в кольцо. И вооружены не слабо… выстрелы жахают с трех сторон, не давая приподняться с земли и сердце рухнуло в пятки. Численный перевес на их стороне, и не факт, что поблизости не прячется еще пару отрядов. Прелесть, бл*дь! Теперь и сам черт не угадает, как обернется дело… да только и мы не безобидные, а уж после своих увлекательных приключений и вымотанных нервов, я к своей шкуре добровольно никого не подпущу и гостей свинцом нашпигую не поморщившись. Когда опасность подходит так близко, и дышит в затылок, знаете ли, очень быстро расставляешь приоритеты, отсекая все лишнее. Вот так твою мать, да такой ли уж Эрик монстр, а я — ромашка?