Выбрать главу

Моделирование ли сделало его таким, не могу утверждать, вообще во всё это не очень верится, но было в нем что-то такое… Что хотелось его обнять, довериться, или зарыться под тяжелую ручищу, ища там утешения и защиты, как у сильного, надежного мужчины. Почувствовать себя в безопасности. Немножко побыть испуганной девчонкой, которая переживает и не знает, что делать, а не давиться своими копившимися печалями, не находящим выхода… А, может, мне просто хотелось это видеть, и я сама себя обманываю? Пагубное ощущение горечи не заставило себя ждать, застряв острой занозой в душе, и обида, душащая изнутри, никак не хотела уходить, не позволяла забыть всех злых слов, всех его поступков, в отношении меня… И безумно хочется уже куда-нибудь деться, желательно провалиться сквозь землю, чтобы ничего не чувствовать, а в груди сжимается комок боли. Сердце вдребезги разбилось — все в разные стороны брызгами.

Как, вообще, меня угораздило так вляпаться? Сама виновата, только сама. Знала же, какой он. Вернее, думала, что знала, а теперь… Какой он настоящий? Я совсем запуталась. Да и не нужно копаться в прошлом — чем меньше оглядываешься назад, тем легче примириться с настоящей, жестокой реальностью. Так лучше, несомненно лучше. Ясно одно, случившегося не изменить, и назад дороги нет. И нельзя уже ничего исправить. Пусть так и будет.

Правильно ли я сделала, что решила помогать Эрику? Ведь мы будем убивать. Как потом успокоить свою совесть? Может быть, еще стоит, пока не поздно, куда-нибудь уехать, сбежать как можно дальше… Куда? Да и некуда… И что потом? Ждать того, что все само собой решится? Ничего не решится! Почему Фор никак себя не проявляет и не действует? У него есть люди, бойцы… В том, что Сэм никакого мира не хочет и не планирует восстанавливать нормальные устои жизни, давно уже можно не сомневаться. Он держит людей в страхе, захватив власть с помощью своих «Вольников», постепенно истребляя бесстрашных и всех неугодных, кто посмеет сказать слово поперек. Ему плевать на своих людей, скорее всего, старших командиров, что остались с ним, он в расчет вообще не принимает, и если понадобится, отправит их на верную смерть, или обвинит в предательстве и казнит. Почему же они не уходят из Эрудиции, не объединятся с Фором, неужели сами этого не понимают? Или же Сэму удалось их как-то убедить в правильности своих действий?

Так это или иначе, а Сэма нужно уничтожить. Без вариантов. Он лишился остальных лидеров Бесстрашия, кроме Ричарда, нет теперь и командира особого отряда, Вайро, обучавшего его изгоев. Да, конечно, на его стороне много опытных бесстрашных, но не факт, что они все станут защищать Сэма, не факт, что их устраивает сложившаяся обстановка, поэтому необходимо выбрать момент для того, чтобы пробраться в город и постараться добраться до лидера. Без него войну можно остановить и вернуть все то, что нам было дорого. Вернуть Бесстрашие. Восстановить мир. Его нужно убить. Но у него целая армия «Вольников», что делать с ними?

Тихий стон прервал царящую в коридоре тишину, когда я кралась обратно. Что случилось? Первая мысль, пришедшая в голову, была об Эрике. Может быть, он тоже не может заснуть и… Или у него опять кошмары, и лидер, как в прошлый раз схватится за пистолет… Твою ж мать, как надоело это подвешенное состояние, когда дико страшно оттого, что в любой момент «монстр» захочет моей крови. Моя жизнь и так разрушена, испоганена, изувечена так, что душа не разворачивается из кома, а сердце наполняется лишь пустотой. Все, что мне остается — заполнять эту пустоту хоть какой-то призрачной надеждой на будущее.

Идти к нему глупо, безрассудно, неправильно, но какой-то отчаянный крик, уплывший в ночь, от которого кровь стынет в жилах, напрочь притупляет все инстинкты самосохранения, и ноги уже сами несут меня в казарму. Он бледный, мечется по кровати, сжимает зубы, губы дрожат, что-то шепчет. Боже, да что с ним такое? Я осторожно подхожу, не закрывая дверей на тот случай, если у лидера снова безумный припадок, тяжело дышит, хрипло, будто простужен. Черт, а если это после купания в болоте? Вода была ледяная, и Эрик вполне мог переохладиться.

— Эрик, с тобой всё в порядке? — тихонечко зову я, предусмотрительно отступив на пару шагов. — Эй, ты меня слышишь?

Никакой реакции, только сильнее стиснул зубы и кулаки. Да что ж мне с тобой делать-то, сукин ты сын? К нему приближаться опасно, не то что трогать, но я подкрадываюсь, прислушиваясь к чуть слышному, сквозь спекшиеся губы, шепоту мужчины. Бредит, что ли?

— Нет, стой, твою мать… там опасно… беги, Эшли… нет, не туда…

Завопивший здравый смысл мгновенно толкает меня к дверям перепуганным зайцем, и сердце грохочет в горле, но буквально через минуту, убедившись, что мужчина так и возится по койке, не предпринимая никаких попыток броситься на меня, я возвращаюсь, опасливо подбираясь все ближе, готовая стартануть от него в любой момент.

Кажется… он спит. То есть… Что-то не так. У спящего человека не бывает таких лихорадочных, резких движений. Очередной стон сквозь зубы заставил меня отмереть и, уже не сомневаясь в своей догадке, плюхаю ладошку на его лоб. Да он просто огненный! О, черт… Только не это!

Когда мокрое полотенце, заботливо пристроенное у лидера на голове, не вызывает у него никакой реакции, кроме очередного глухого стона, мне становится жутенько так, я б давно уже оборалась и подскочила от холодненькой водички, а Эрику хоть бы хны. А это паршиво… Долго я уже не раздумываю, и притащив в казарму коробку с лекарствами, начинаю потрошить ее содержимое. Ну не бросать же его в таком состоянии? Сдираю одеяло, что б быстрее остыл, и растерянно застыла, гладя на два блистера с жаропонижающим. И чего делать теперь, а? Ампул с жаропонижающим нет, да и шприцами не пахнет, только таблетки, мать их.

— Эрик, — тоненько позвала я его, погладив по щекам, — ну же, хороший мой, приди в себя. Надо лекарство выпить, Эрик…

Ресницы дрогнули, он уставился на меня мутным взглядом и закрыл глаза снова. Дыхание стало частым-частым, будто вдохнуть он может, а выдохнуть нет. Вот тогда-то как раз мне и стало по-настоящему страшно… Какого черта тут нет… Вашу мать, есть же чудо-укольчики с заживляющей сывороткой или что там в них! Я точно помню, как Эрик делал мне укол, после которого я практически воскресла, и они у него прямо в шприцах!

Переворошив всю форму бесстрашного лидера, мои судорожные попытки найти хоть что-нибудь впотьмах увенчались победой. Небольшая инъекционная капсула выпала из его жилетки, и я быстро, чтобы не испугаться еще больше, втыкаю иголку ему в плечо. Однако… Жар все равно снять надо. Вряд ли получится заставить его проглотить таблетки, мужчина явно не в себе… Ладно, способ есть, надеюсь, поможет. Выпотрошив две капсулы с лекарством, развела их водой, кое-как вливаю в него жаропонижающее, глотает потихоньку, ресницы вздрагивают, снова на мгновение приоткрывая серые, немного мутные из-за сильного жара, глаза, и снова закрывая, Эрик проваливается в небытие.

Да, блин, не пугай меня так! Ты же сильный, лопатой не пришибешь! Единственное, надеюсь, что это просто простуда, а не воспаление легких, хотя, уколов с антибиотиками, я б всандалила бы ему в одно место за милую душу, да со злорадством, ага, если бы они были. Небольшое, но какое есть, моральное удовлетворение! Вот как его угораздило заболеть, а? Снова бредит, кажется, меня зовет. Сердце не хочет успокаиваться… И сама боюсь, что вот-вот заистерю…

Через час, очень долгий, невозможно долгий час, что я себе чуть все ногти на руках не сгрызла, температура спадает. Эрик больше не мечется, спит, дыхание с хрипами, но уже спокойнее. Чуть сдвинув его, сижу, мотаю голыми ногами. Пойти одеться надо бы, а то еще вскочит… а, ладно, он меня и в одном пирсинге, да татуировках видел. Бледность спала, лоб покрылся испариной, я стираю ее ладошкой, напряжение постепенно спадает, уступая место любопытству, нашедшему возможность во всех подробностях разглядеть сурового и страшного лидера, который сейчас выглядел абсолютно умиротворенно. Вся покрытая нательными рисунками грудина, была иссечена грубыми шрамами от ранений, мои пальцы задерживаются на самом крупном, кажется, осколочный рубец, пулевые не такие, и аккуратно поглаживают, изучая, но тишину нарушает глубокий, шумный вдох.