— Играешь со мной, девочка? — голос, больше похожий на шипение вплавливается ей прямо в ухо, когда я, перевернув ее на спину, накрываю собой.
— Нет, просто хочу тебя, очень, — не сдерживая дыхание, она опаляет мою щеку, прижимаясь к ней губами.
— Меня… или его…
Она схватила ладошками мое лицо и пристально вглядывается в мои глаза. От ее чуть влажного, покрытого капельками пота тела исходит такой запах, что кажется сейчас случится непоправимое. Держать в себе этот жгучий пожар становится все нереальнее…
— Тебя, — почти глумливо усмехаясь и не отводя взгляда, шепчет она, — ты ведь не сделаешь мне ничего, так?
— Не уверен, что ничего, — мои губы опускаются все ниже, язык прокладывает дорожку к ее лобку, — что-то непременно сделаю, — меня просто ошеломляет ее кожа, как же хочется ее всю… каждый миллиметр… Этот запах, животный, пряный, он такой… женственный, не сравнить ни с чем…
Не хочется быть грубым, захотелось вдруг, чтобы она просила, изнывала не меньше. Пальцы тянут вниз ее одежду, а белье совсем намокло. Я почти ничего не вижу, но ощущаю ее каждой клеточкой своего тела, будто это я сам. Не знаю, как это объяснить, но мое желание смешивается с ее, как и мой запах, соединяясь ее телом, смешивается, создавая что-то новое. Она сучит ногами, помогая мне, и я резче чем хотелось бы, развожу ее бедра, чтобы добраться, наконец, до источника.
На вкус она оказывается еще превосходнее. Язык погружается в нее раз за разом, и я все никак не могу остановиться, потому что она зарылась в мои волосы пальцами и направляет, подбрасывая бедра вверх и выгибаясь. Сначала меня это забавляло, но потом мне захотелось иного.
Все равно войти сдержано не вышло. Она вскрикнула от боли, но уже в следующий момент обняла меня ногами, не отпуская и вжимая в себя еще сильнее. Мои губы, все в ее соках, встречаются с ее и это бешеное соитие уже никак нельзя назвать поцелуями. Движения несдержанны, тела разгоряченные, мне кажется, что я весь пылаю, но о том, чтобы как-то останавливаться даже речи быть не может. Она что-то говорит мне, пытается заставить посмотреть на нее, но контроль потерян полностью, я что-то делаю, и, видимо, ей это нравится, потому что она сильно выгнулась и ее стон, почти крик, наполнил пространство, проник прямо в голову, а я подхватываю ее за талию и вжимаю в себя все сильнее, на грани наслаждения и боли.
— Эрик, ты меня задушишь, — шепчет она и мои пальцы гладят ее, будто пытаясь извиниться за несдержанность. Я вижу ее так четко, будто внутренним зрением, и вторгаюсь в нее все сильнее, резче, не отрывая от нее взгляда. Только перед самым финалом, мне все же пришлось смежить веки, потому что такое острое, ни с чем не сравнимое удовольствие невозможно было выдержать. Какие-то звуки срываются с моих губ, и я запрокидываю голову в надежде, что так получится вдохнуть поглубже, потому что загнанное дыхание не дает кислорода сколько нужно.
Я так и остался на вытянутых руках, а она обнимает меня, заставляя прикоснуться к ней еще раз. Я перевернулся на спину, укладывая ее голову себе на грудь.
— Я люблю тебя, — шепчет она, а я только глубоко вздыхаю. Нет больше монстра и человека. Наконец-то я стал единым целым.
Музыка: Poets of the Fall — War
Тяжелая дверь отъезжает в сторону и легкие до предела наполняются холодным, прелым осенним воздухом. Очень хочется потянуться, с хрустом и во весь рост, что я и делаю, не отказывая себе в этом маленьком удовольствии. Голова отклоняется влево-вправо, затекшие мышцы сопровождаются тихим потрескиваем шейных позвонков, чуть отдающимся в голове. Все чувства обострены, восприятие усилено. Окружающее пространство наполняется чем-то до сих пор неизведанным или ранее не замеченным. В отдалении слышатся звуки моторов, и мне это не странно, хотя, наверное, так и должно быть. Какая-то птица пискнула в перелеске, и показалось, что звук был прямо над ухом.
Привычным жестом обхлопав карманы, я достал мятую пачку, отчего-то мокрую, с одной-единственной сигаретой, наполовину обсыпавшейся, болтающейся по-идиотски. Что ж, достаточно символично, что ли.
Затяжка, и наполнившие легкие вещества и смолы притупили обостренные чувства. Мир слегка закружился и погрузился в сизую дымку. Воздух плотный, очень влажный, отчего-то сознание концентрируется и фиксирует все эти незначительные детали, будто тянет время и отговаривает, отвлекает.
Вся эта железнодорожная развязка погрузилась во тьму и тишину. Кажется, что я здесь один, никого больше нет. Но они есть. Через два состава от нас, в нескольких спальных вагонах расположились изгои, бывшие бесстрашные. У меня за спиной, спокойно лежит ОНА, разметавшись на спальнике, в полной безмятежности. Девица не узнает, что будет дальше, глушитель медленно, но верно накручивается на ствол. Это все, что я могу сделать для нее, она заслужила легкой смерти.
«Легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить…» — отчего-то всплыло в голове. Да, смерть бывает разной. Долгой, мучительной, жестокой. Быстрой, легкой, приятной. Признание того, что противник сильнее тебя — уже полпути к победе. А если этот противник еще и становится твоим союзником — это невероятная удача. Мы заключили со смертью пакт, и настало время платить по счетам.
Нет больше ничего. Ни ненависти, ни сожаления, ни сопливых улыбок или попыток сопротивляться. Все завершилось, и именно так, как и должно быть. Совесть, жалость… Да кому оно надо. У каждого свое предназначение, и как же здорово, что теперь не надо больше ни с чем бороться. Наконец-то нет этого постоянного сдерживания, этих метаний, способных свести с ума кого угодно. Быть одним целым приятно, что ни говори, и теперь… больше никаких раздумий. Машина для убийства, все как ты хотела Джени. Жаль, что ты не дожила до этого.
Легкие вдохнули последнюю порцию отравы, настала пора действовать. Полностью облачившись, проверив оружие и боеприпасы, я забрался в вагон и уставился на спящую девицу. Не могу сказать, что мне жаль, но мы были неплохой командой. Если бы не все эти обстоятельства, я, наверное, оставил бы ее в живых, она хороший напарник. Но в живых ее оставлять опасно. Нельзя. Неправильно.
Я не слышу выстрелов, только рваные хлопки, от которых ее тело дергается и расцвечивается бурыми кляксами. Это мой подарок тебе, мелкая. Ты не узнаешь, что тут произошло. Теперь уже точно не узнаешь. Это тебе такая своеобразная благодарность, что не дала сдохнуть, мы с тобой как никто знаем, что Бесстрашие не во фракции, а в крови. В моей крови оно тоже есть, так что…
Я подошел и положил ей пальцы на шею, проверяя пульс. Теплая, кровь еще пытается проложить себе путь и исполнить свою функцию, но… уже слишком поздно. Вагон наполнился запахом пороха и смерти, безжизненное тело раскинулось на импровизированном ложе. Пальцы спускаются ниже, ее кровь течет по рукам, теплая, густая… Что же в ней есть, что так нужно Сэму? Что ты, вообще, такое? Я не дам ему закончить начатое, пусть на х*й идет. А ты просто будешь спать. Ты ведь хотела отдохнуть, так? Ты такая мелкая и слабая, ты не предназначена для войны. Ты такое же чудовище, как и я, жертва эксперимента. И у нас только один путь.
Интересно наблюдать как из человека уходит жизнь, по капле выталкивается из тела, и вот только что был человек, а стала… просто медленно остывающая оболочка. Я отошел на шаг и прострелил ей голову на всякий случай. Чтоб наверняка. Теперь надо избавиться от остальных, хоть это и хлопотно.
Первый вагон, который попался мне на пути, был тот самый, в котором были Эдвард и Майра. Они оба тоже не успели ничего понять, им просто повезло. Остальные проснулись, конечно, от хлопков, кто-то попытался меня остановить, а я, на автомате перезаряжая оружие, только отмахиваюсь от таких навязчивых попыток. Скоро в вагоне не осталось больше живых. Те, кто выскочил и видел, что происходит, попытались сбежать, но их настигает автоматная очередь. Никого тут остаться не должно.
Когда все было кончено, я, не обращая внимания, что моя форма вся в чужой крови, поправил рюкзак и двинул в город. Путь неблизкий, и хорошо бы там оказаться хотя бы к обеду. От редких патрульных, что попадаются мне на пути, тоже избавляюсь безо всякого сожаления. Несколько раз эти ублюдки попали в бронежилет, но я почему-то не чувствую боли. Во всяком случае не так, как раньше. Прохожих на улицах почти не стало, все сидят по норам, боятся выйти лишний раз. Мне пофиг, я не стал бы разбираться, а Сэм… Меня это не касается, чего он хочет. Я должен его убить. Просто должен.