Иду вперед, стараясь не замечать счастливых улыбок выигравших. Надо куда-нибудь сесть, чтобы никого не видеть. Не хватало еще показать, как мне паскудно и х*ево. Блядь, вот что надо сделать, чтобы Фор этот, наконец, уже уеб*л куда-нибудь. Опять я второй, как и в тот гребанный раз, когда он подловил меня своей истерикой. Почему я не вызвал его еще раз на поединок? Кто знал, что это будет потом преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Везде, всегда второй. Никто не знает, каково это, тягаться с человеком, у которого всего четыре страха. Особенно, когда у тебя их больше десяти. А он, как-будто целью своей поставил, вечно мне об этом напоминать.
И все из-за этой бл*дской девки. Стоило отвлечься на самку, все, ты проигравший. И так всегда! Вечный второй. Какого хрена, она все время мозолит мне глаза, почему, куда бы я не пошел, где бы не находился, я всегда вижу ее, слышу ее оглушительный писк, который даже голосом не назовешь, попадаю из-за нее в неприятности. Как так вышло, что теперь все мое общение с неофитами происходит практически всегда через нее? Она смеет мне хамить, огрызаться, пытается играть со мной, отвечать на мои приказы своими дурацкими шуточками. Что это вообще за девка, у нее что, отсутствует чувство самосохранения? Со мной нельзя играть! Мне нельзя перечить! Это точно кончится плохо, я не просто обещаю, я клянусь в этом!
Вот и поезд, наконец-то. Чтобы ни с кем не встречаться, запрыгиваю в первый вагон, он всегда пустой, в него запрыгивать не самое простое дело. Сажусь прямо на пол, откидываю голову на стену, прикрываю глаза. Все, можно расслабится хоть немного.
Бывают дни ничего, сносные. Бывают так себе. Бывают откровенно отвратительные. А бывают вот такие, как этот. Или как эта девка, которая залезла в тот же вагон, что и я. Не перестаю удивляться, она это специально делает или нарочно? Вот только пусть попробует что-нибудь сказать, выкину сразу из вагона, пусть что угодно потом будет, я не шучу. Но девка, видимо, не такая уж непроходимая тупица, поняла, что меня сейчас лучше не трогать.
Хочу, просто невыносимо желаю, отвлечься от всех мыслей. Вот, просто, сидеть и ни о чем не думать, не ощущать рядом с собой инородное тело. Почему я не могу подумать о чем-нибудь другом? Например о том, что завтра патруль идет на не спокойный периметр, а неофиты остаются под началом Фора, который их, как мамочка, будет целовать в задницы, расслабляя и делая из них тупых неженок. Один такой погиб в прошлом году, бл*дь. Ну, как так, ведь такой же был, как девка эта. Вечно лез, то с вопросами, то с предложениями. То огрызался, то подшучивал. Хороший был парнишка, по большому счету, вышел бы хороший командир. Я уж и бил его, и запугивал, ничего не помогало. И что? Приказано было, сидеть и не высовываться. Высунулся и схватил пулю в головенку свою тупую.
Девка посматривает на меня в окно, пристально, будто старается понять, о чем я думаю. О таких вот тупоголовых идиотах, которые отдают свою жизнь просто не с х*я. Учишь их, возишься с ними, вытаскиваешь из всякого дерьма, а они потом ненавидят тебя за твою жесткость, зато любят Фора, который их своей же мягкостью и калечит.
— И долго ты пялиться собираешься? — Хочу, чтобы она перестала сверлить меня взглядом. Так смотрит, что кажется поймет, о чем я на самом деле думаю.
Из нее тоже может получиться не плохой воин, есть в ней что-то такое… раздражающее… нет не так, есть что-то такое… несгибаемое. Вот, вроде, гнешь ее, вроде должна была уже сломаться, такая мелкая, противная в своей ребячливости. Детство в жопе играет, а туда же, в бесстрашные. Девка, что с нее взять? Надеется на поддержку парней, которые вокруг нее крутятся…
Стук колес в пустом вагоне довольно громко бьет по ушам, металл вагона холодит затылок, а ветер обдувает поросшие к вечеру щетиной щеки. Прикрываю глаза и глубокий вдох наполняет легкие таким необходимым кислородом, а мысли все равно около этой девицы крутятся. Может, она не такая уж тупая, все-таки мы не так уж и плохо играли.
Подхожу, сажусь с ней рядом. Она опасливо косится, но не отодвигается, изо всех сил делая вид, что не боится меня.
— Ты выбрала неплохую огневую позицию, — не глядя на нее и испытывая отчего-то страшное желание закурить, говорю я ей. — Но все испортила подставившись под пули. В настоящем бою, тебе бы это стоило жизни.
— Я тебя прикрывала, от Фора, — отвечает девица негромко. — В настоящем бою я могла бы спасти чью-то жизнь. Но это не настоящая война, это всего лишь игра.
Вот-вот, с этого все и начинается. Как можно вообще кого-нибудь спасти, если ты уже мертвая, как золушка, не очевидно ли, что живой человек, физически, имеет возможность спасти больше народу, чем мертвый? А инициация — это всего лишь игра, лидер — это такой клоун, сейчас мы посмеемся и все забудем. «Это же игра», бл*дь, кто придумал эту х*йность?
— Всего лишь игра? — угрожающе тяну я. — Для бесстрашного победа — это честь, и если ты еще этого не поняла, то ты не нужна нашей фракции. Нам не нужны слабые и безвольные отбросы.
— Эй. Тебя, между прочим, тоже подстрелили, и нечего всю вину валить на меня.
Я ж говорю, тупая она все-таки. Если кто-то включит мозг и попробует напрячь память, то подстрелили меня из-за нее, вообще-то.
— Спасибо, что поймал и не дал разбиться.
Пф-ф-ф, надо же, сподобилась.
— Я не должен был отвлекаться на тебя, и тогда бы мы не проиграли. Нужно было позволить тебе разбить свою бестолковую голову. От тебя одни проблемы.
— Ты серьезно? — Девица вдруг вскакивает, и я вижу, что под курткой у нее футболка. А под футболкой ничего нет. Вот совсем ничего. — Серьезно? Ты готов пожертвовать чужой жизнью, ради своего дурацкого самолюбия? Ты должен быть защитником и опорой для своих подчиненных. Ты лидер Бесстрашия, а не капризный мальчишка.
Отсутствие чего-либо под футболкой обеспокоило. Не на шутку. От этого страшное, просто невообразимое, раздражение накатило как-то внезапно. Захотелось срочно чего-нибудь разбить или просто выкинуть из вагона.
— Сука поганая! — Встаю, чтобы не позволять ей нависать надо мной. И не видеть уже наконец чертову футболку, под которой нет ни хрена, бл*дь. — Не тебе говорить, что я должен. Бесстрашные — от природы воины, сильные и отважные. Им не ведом страх. Мы готовим солдат, а не…
— Ты готовишь убийц. — Ах вот как, значит. А на поле боя должны быть только нежные ромашки. — Твоя жестокость порождает насилие и безжалостность.
— Все сказала? — Нет, все-таки дура она, непроходимая. Хоть у нее под футболкой ничего и нет. Как и в голове. Может проверить? Да ну, на х*й. Кулак впечатывается в стену вагона, одаривая меня спасительной болью. Хоть на что-то можно отвлечься.
Она зажмурилась. Ну да, я у*бу нах*й, это точно. Мало не покажется и все такое. Зачем же я так близко к ней стою-то? И под футболкой… Черт.
— Открой глазки. — Отвернулась, страшно ей. И тут она облизнула свои губы. — Открой. — Почему-то это важно. Хочу, чтобы она на меня посмотрела. Хочу эти губы. Прямо сейчас. Немедленно.
Прижимаю ее к стене покрепче, чтобы и не подумала вырваться, накрываю ее губы своими. Губы мягкие, пухлые, какие-то… невинные и очень вкусные. Опьяняющие. Ощущения навалились как-то разом. Вдруг слишком отчетливо пришло сознание того, что я прижимаюсь к ней, и между нами только одежда. И больше ничего. И очень, просто до ноющей боли хочется, чтобы ее не было. Руки, помимо воли, опускаются ниже, еще немного и уже можно будет запустить их под футболку…
На поцелуй ответила, но как-то растерянно. Ни разу не целовалась? Однако, уже в следующую минуту слегка обмякла, сдалась мне на милость, слегка приоткрыла рот. Мой язык немедленно проникает туда и натыкается на маленький серебряный шарик пирсинга. Не целовалась, значит, а язык проткнула? Знала или догадалась? Или играет так со мной опять?
В следующую секунду получаю довольно ощутимый укус. Чччееерт, больно, сука. Значит все-таки играем. Ну ты сама напросилась, девочка. Кусаю ее в ответ, слизываю выступившую кровь и отстраняюсь, когда она меня отталкивает. Поиграем, не переживай. Ничего особенного не произошло.