Я скучаю…
— Там нет никого из Дружелюбия, — тихий голос Фора, звучит сочувствующе.
— Да. Ко мне никто не пришел, — излишне резко отвечаю ему.
— Все в порядке?
— Конечно! — беспечно дернув плечом, отвечаю я ему. — Все в порядке.
Фор просто кивает и отходит к Беатрис и ее маме, а я ухожу в темный лабиринт сплетенных между собой ходов.
На мостике над пропастью сидит Альберт, его плечи опущены, а сам он кажется подавленным.
— Ты же не станешь прыгать, Ал? — придав голосу бодрых ноток, плюхаюсь рядом.
— Мои родители не пожелали меня видеть. Посчитали предателем, — в его словах столько боли и отчаяния, что моя рука сама тянется к его ладони и сжимает ее.
— Альберт, — резко меняю тон на самый ласковый, — они обязательно поймут и примут твой выбор, дай им немного времени. — он внимательно вглядывается в мое лицо, будто бы я единственная, кто знает ответы на все вопросы.
— К тебе тоже не пришли, — утверждает он.
— Не пришли.
— Хочешь об этом поговорить? — я слышу нотки заботы.
— Нет, — закрыли тему.
Мы сидим в обнимку, дрыгая ногами над пропастью, соревнуемся кто дальше и смачней плюнет. Пока у нас ничья. Блин… — детский сад. Постепенно к нам присоединяются Майра и Эдом, Лукас и Трис с Уиллом и Кристиной. На общее удивление Майра нас всех переплюнула. Тихие разговоры и сдержанное хмыканье перерастает в споры, незлобные пререкания и громкий смех.
«Мы живы. Мы свободны. Мы бесстрашны».
На следующее утро, когда мы, зевая, вползаем в тренировочный зал, в конце комнаты стоят большие мишени, а рядом с дверью — заваленный ножами стол. Будем метать ножи. Эрик стоит посередине комнаты в напряженной позе — кажется, будто кто-то заменил его позвоночник металлическим стержнем. При виде него воздух в комнате словно становится тяжелее и давит на меня. Каждую ночь в кошмарах я возвращаюсь на крышу, снова и снова, но только он отпускает мои руки и я лечу в пустоту.
— Завтра будут возобновлены зачетные поединки, — объявляет Эрик. — А сегодня вы научитесь целиться. Возьмите по три ножа, — его голос ниже, чем обычно. — Смотрите внимательно, когда Фор будет демонстрировать правильную технику броска.
Мы поспешно разбираем кинжалы. Они не такие тяжелые, как пистолеты.
— Он сегодня в плохом настроении, — бормочет Эдвард.
— А что, бывает в хорошем? — шепчу я в ответ.
Но я знаю, что он имеет в виду. Судя по ядовитым взглядам, которые Эрик бросает на Фора, когда тот не смотрит, они опять повздорили. Об их непростых отношениях ходит множество слухов. Фор был первым, а Эрик вторым, поражение задело его больше, чем он показывает. Быть непобежденным — дело чести, а честь важна для бесстрашных. Важнее, чем разум и здравый смысл.
Я наблюдаю за рукой Фора, бросающего нож. Во время следующего броска я слежу за его позой. Он попадает в мишень каждый раз и выдыхает, отпуская нож.
— В ряд! — командует Эрик.
«Спешка не поможет», — думаю я. Так говорил мне Джордж при каждой тренировке.
— Считай это умственным упражнением, а не физическим, — поэтому первые несколько минут я тренируюсь без ножа, ищу нужную позу, вспоминаю нужное движение руки.
Эрик нервно расхаживает за нашими спинами.
— Похоже, коротышку слишком часто били по голове! — замечает Дрю, стоящий через несколько человек. – Эй, пигалица! Забыла, как выглядит нож?
Не обращая на него внимания, я снова тренируюсь, уже с ножом в руке, но не отпуская его. Я отрешаюсь от шагов Эрика, колкостей Дрю и бросаю нож. Он вращается на лету и врезается в доску точно посередине мишени.
— Отлично, — шепчет Эд, и резким броском посылает свой кинжал в яблочко.
Через полчаса Ал — единственный неофит, который еще не поразил мишень. Его ножи с лязгом падают на пол или отскакивают от стены. Пока остальные ходят за ножами к доске, он ползает по полу в поисках своих.
Когда он снова промахивается, Эрик подходит к нему и рявкает:
— Смотреть противно!
Ал заливается краской. Он бросает очередной нож и промахивается на несколько футов вправо. Нож вращается и ударяется о стену.
— Что это было, неофит? — тихо спрашивает Эрик, наклоняясь к Алу.
Я прикусываю губу. Дело плохо.
— Он… он выскользнул, — отвечает Ал.
— Что ж, думаю, тебе следует за ним сходить, — произносит Эрик.
Он изучает лица остальных — я перестала метать ножи — и спрашивает:
— Я разрешил остановиться?
Ножи снова летят в мишень. Все мы уже видели Эрика разъяренным, но сегодня другое дело. Глаза у него почти бешеные.
— Сходить за ним? — удивленно смотрит Ал. — Но ведь остальные бросают ножи.
— И что?
— И я не хочу, чтобы в меня попали.
Эрик чуть улыбается, но его глаза остаются холодными.
— Иди за ножом!
Ал обычно не возражает, что бы нам ни приказывали. Вряд ли боится, просто знает, что возражения бесполезны. На этот раз Ал упрямо выпячивает широкую челюсть. Он достиг пределов своей покладистости.
— Нет, — произносит он.
— Почему нет? — Эрик не сводит взгляда с лица Ала. — Боишься?
— Что в меня вонзится нож? — уточняет Ал. – Да, боюсь!
— Прекратить! — кричит Эрик. — Встать перед мишенью! — приказывает Эрик. — Будешь стоять там, пока Фор кидает ножи, — сообщает командир Алу. — Это научит тебя не отступать.
Я перевожу взгляд с широко распахнутых темных глаз Ала на его дрожащие руки, а затем слышится:
— Прекратите!
— Любой может стоять перед мишенью, — продолжает Трис. — Это ничего не докажет, кроме того, что ты нас запугиваешь.
Она словно маленький, смелый воробушек делает прыжок вперед и встает вместо Ала к мишени.
Вспышка в воздухе — и затем стук. Нож вонзается в доску, я упираюсь лбом в плечо Эдварда. Не хочу на это смотреть. Не могу. Слишком ярки еще воспоминания о подъеме на крышу. Эрик — зверь, он опять затеял игры со смертью.
— На сегодня, пожалуй, достаточно, — ровным голосом произносит лидер, наградив, однако, при этом Трис дополнительными очками. — Проваливайте.
Неофиты бодро перебирают ногами по темному коридору, тихо перешептываясь о разыгравшимся спектакле командира. Питер снова зубоскалит и я пропускаю вперед всю группу, не хочу его слушать. Впереди слышится тренькание металлической лестницы, когда два десятка ног поднимаются вверх. Ненавижу это дребезжание. Пытаюсь снять оцепенение от невеселых мыслей.
— Да он просто долбанный ублюдок, — громко изрекаю я в ответ крикнувшей из темноты лестничного проема Кристине. — Любящий издеваться и запугивать нас.
Рука касается тонких, железных перил и заношу ногу на первую ступеньку, но меня резко отдергивает назад. В позвоночник бьет тысяча маленьких, острых иголок и боль от сильного удара об стену врывается в мозг пригоршней ослепляющих взрывов петард.
— Что ты сказала? — мои глаза встречаются с серым, затуманенным яростью взглядом, а голос, тихий и вкрадчивый, вползающий в мое сознание густым туманом, разъедает ядовитым страхом до костей. — Ничтожество, — шепчет он. — Я вырву язык из твоей глотки и заставлю его сожрать, чтобы ты больше не могла разевать свой поганый рот.
И вновь впечатывает мое тело в ледяную, бетонную стену так, что слышится треск ткани моей одежды, под его рукой.
— Пусти, — скулю я. Пытаюсь отпихнуть от себя мужчину.
— Грязная тварь, я уничтожу тебя, — шепчет Эрик. Его огромная ручища стискивает воротник моей куртяшки стальной хваткой и вздергивает меня над полом на вытянутой руке. Ноги болтаются в пустоте, дыхание перехватило и воздух ускользает из легких с неимоверной скоростью. Цепляюсь онемевшими пальцами в его запястье, пытаясь выцарапать свою жизнь. Он ухмыляется, по-звериному сощурив глаза, следит за моими тщетными попытками, упивается своей властью.
Нужно спасаться, надо что-то делать.
Даром я свою шкуру не продам… нет…
Резко извернувшись, я вонзаю зубы прямо эту огромную ручищу, расписанную затейливым лабиринтом. Командир, видимо, ожидал от меня чего угодно, но только не этого. Подавшись вперед, он впечатал меня в стену, а я, почувствовав хоть какую-то опору, порывисто подтягиваю свои колени к груди и от души луплю ногами командиру в живот. Лидер ослабил хватку настолько, что к своему неудовольствию выпустил меня-таки, а я, почувствовав твердую землю под ногами, вскакиваю и бросаюсь к спасительной лестнице.