Глава XII 1611–1612
Владислава признают царем во всей России. Своевольство Поляков в Москве. Негодование народа. Правосудие Гонсевского. Всеобщая ненависть к Полякам. Ссоры с ними. Тщетные усилия наместника. Вербное воскресение. Патриарх виновник восстания. Кровопролитие в столице. Мужество Маржерета. Пожар и разорение Москвы. Полковник Струсь. Патриарх в темнице. Неистовство Поляков. Ляпунов осаждает их. Сапега и Ходкевич. Заключение.
По смерти Димитрия II, города, воевавшие с Москвою, прислали к жителям ея письмо следующего содержания: «Попутал нас лукавый! Сгубил наше царство проклятый Самозванец! Мы хотим жить с вами в добром согласии; но прежде прогоните нехристей, поганых Поляков: только тогда Россия успокоится и кровь христианская перестанет литься».
Москвитяне отвечали, что они будут рады и благодарны, если областные жители опомнятся и исправятся; но что нельзя нарушить присяги Владиславу: иначе в России никогда единодушие не водворится. Вместе с сим ответом, разослали тайно грамоты, в коих советовали своим единоземцами признать царем королевского сына, чтобы внутренние раздоры прекратились и города воевать между собою перестали; но в то же время убеждали исподволь истреблять Поляков, имевших в России поместья, или просто в ней живших. «Таким образом», писали Москвитяне «государство незаметно очистится от неверных. Мы же с своей стороны довольно имеем сил побить при случае всех Поляков, в столице живущих, хотя они и не скидают с себя ни лат, ни шлемов». Следуя внушению, города присягнули Владиславу в январе 1611 года, и думали оставить Поляков в дураках; но Русские скоро испытали на себе пословицу: не рой яму другому, сам в нее попадешь.
25 января Московские обыватели жаловались наместнику Владислава Гонсевскому, что Поляки притесняют народ, не уважают Русского богослужения, ругаются над святыми иконами, даже стреляют в них из ружей; что Русским и в домах нет безопасности; казна государственная расхищена и непомерные суммы выдаются на содержание 6000 воинов, а царь Владислав не является, и что король, вопреки обещанию, до сих пор не соглашаясь прислать своего сына, обнаруживаете намерение только разорить в конец Русскую землю. В заключение же недовольные велели сказать наотрез наместнику и всем его ротмистрам, чтобы они позаботились о скорейшем прибытии королевича; в противном случае убрались бы сами туда, откуда пришли: иначе им укажут дорогу. «Для такой невесты», говорили Москвитяне, «какова Россия, мы скоро найдем и другого жениха!»
Пан Гонсевский ласково принял жалобу и просил Москвитян быть покойными, особенно же не замышлять ничего вредного, к собственному несчастью: ибо, говорил наместник, его величество так озабочен разными делами в своем государстве, что не имеет никакого средства ввести в Россию своего сына с приличным царскому сану достоинством; притом же король хочет непременно овладеть Смоленском, искони принадлежавшим Польской короне, чтобы впоследствии не иметь об нем спора с собственным сыном. Впрочем, Гонсевский обещал немедленно просить Сигизмунда о скорейшем приезде избранного Русскими государя, и дал слово строго наказывать Поляков, которые станут нарушать спокойствие столицы.
Народ, узнав о столь добром намерении Гонсевского, тотчас приступил к нему с просьбою явить примерный суд над пьяным Польским дворянином, выстрелившим в образ Богоматери, соглашаясь забыть о прочих своих обидах. Дворянин был взят немедленно и осужден на смерть. Близь Сретенских ворот, где находилась эта икона, ему отсекли обе руки и повесили их под образом; а самого виновника вывели за город и сожгли. При сем случае пан Гонсевский обнародовал объявление, что скоро прибудет царь Владислав, что Москвитяне должны молиться о здравии его величества, что государь повелел строжайшим образом наблюдать за правосудием, наказывать своевольство, охранять граждан и святыню их, и что казнь виновного дворянина служит ясным доказательством попечений Владислава о благе и спокойствии России.
Москвитяне казались довольными; но Поляки, испытав на деле их вероломство, не дремали: расставили при всех воротах сильную стражу в полном вооружении, запретили Русским иметь при себе что либо смертоносное, обыскивали все возы, приезжавшие в город, опасаясь, нет ли в них оружия. Если же Москвитяне изъявляли досаду, Поляки говорили им: «Осторожность не мешает; нас горсть, а вас тысячи; мы не думаем ничего дурного, вы же, Москвитяне, нас не любите. Не хотим с вами ссориться: этого требует государь наш; только вы будьте спокойны!» Невзирая на убеждения, Москвитяне весьма негодовали на Поляков. «Уже и теперь», говорили они «нет нам воли; что же будет, когда наберется поболее этих лысых голов? По всему видно, они хотят быть нашими господами. Но мы их проучим! Мы выбрали царем Поляка, только не для того, чтобы каждый безмозглый Лях здесь поднимал нос; мы не думали отказываться и от своего права. Старая собака король не хотел отпустить своего щенка: теперь оба они могут навеки остаться восвоясях: не хотим Владислава! А эти глаголи пусть добром отсюда уберутся; не то, переколотим их, как псов. Нас ведь семьсот тысяч: если на что решимся, постоим за себя!»