И если бы произошло то, что ему так хотелось, то сейчас… Нет, тогда все было бы иначе. Они бы не бродили по городу. Сидели бы дома и разговаривали. Лизе не стало бы плохо. А если бы стало, Фил вовремя вызвал бы «скорую». А если бы «скорая» опаздывала, он мог бы…
Ничего он не смог бы. Ему казалось, что количество болезней на земном шаре достигло числа жителей планеты — каждому своя болезнь, и все разные. Кто еще умер от старости клеток сердца в возрасте двадцати семи лет?
Почему стареет клеточная ткань? И разве это смертельно? Все клетки в организме живут не так уж долго, каждые семь лет организм обновляется полностью. Да, но это совершенно иной процесс! Неужели возможно, чтобы некоторые ткани развивались с одной скоростью, а другие — соседние — с иной, гораздо быстрее? Если в течение жизни кому-то суждено испытать десять клеточных обновлений, то у Лизы это произошло за неделю или…
Нет, это не могло произойти за неделю. Разве не очевидно, что, если бы ткани тела начали жить вразнобой, Лиза это почувствовала бы? Появились бы боли в области сердца. Если не боли, то иное неприятное ощущение. Она бы сказала об этом. А если бы промолчала, Фил все понял бы по ее поведению, по словам, по взгляду. В тот вечер, как и всегда, Лиза была совершенно естественна.
И еще… Филиппу казалось, что в словах Кановича заключался какой-то подвох. Нет, не в том, что Лиза внезапно заболела чрезвычайно редкой и специфической болезнью. В чем-то еще. Что-то он сказал давеча…
Филипп набрал номер и долго слушал длинные звонки. Наверное, Канович работает, исследует очередного покойника. Может быть, какого-нибудь бомжа, убитого в пьяной драке ударом бутылки по голове. Таких клиентов у него, вероятно, пруд пруди. А таких, как Лиза…
— Я все время думаю над тем, что вы мне вчера сказали, — сказал Филипп, когда патологоанатом поднял наконец трубку. — Почему Лиза не чувствовала? Это ведь происходило в течение какого-то времени, да? Когда у человека рак, это тоже перерождение тканей, пусть другое, неважно. Начинаются сильные боли, а у Лизы не было ничего, я бы точно знал, если бы она что-то чувствовала…
— Стоп, — прервал Канович. — Вы очень правильно сформулировали проблему. Поражены сердечная мышца и прилегающие ткани. И процесс начался, конечно, не в сердце. В сердце он закончился — инфарктом. Но сначала произошло старение и омертвление тканей в подкожном слое чуть выше левой груди, потом легочной ткани — в левом легком, — и только после этого процесс дошел до сердца.
— Какая разница, — продолжал настаивать Фил, — все равно Лиза должны была чувствовать. Старые клетки — будто чужие. Это ведь больно?
— Если Мартынова ничего не ощущала, значит, болей не было, — резонно заметил Канович.
— А кожа? — спросил Фил. — Вы сказали, что старение началось с подкожного слоя…
— С эпителия, да. Кожная ткань нормальна. Процесс развивался вглубь организма, а не наружу.
— Вас это не удивило?
— Меня здесь все удивляет! Уникальный случай, я уже вам сказал, просто уникальный.
Похоже, он был рад этому.
— Лев Бенционович, — сказал Филипп. — Вы постоянно имеете дело с… ну, с криминалом. Если бы в человека стреляли и пуля попала в сердце, то… Извините, мне трудно сформулировать, я не специалист… Скажем так: пулевой канал был бы похож по форме на эти пораженные клетки у Лизы?
— Не вижу связи, — недовольно произнес Канович. — При чем здесь пулевой канал? Вы уже спрашивали о том, могла ли болезнь быть вызвана искусственно, и я вам определенно ответил.
— Похоже или нет? — должно быть, он был слишком настойчив, но ответ ему требовался немедленно.
Канович помолчал и сказал недовольно:
— Похоже. И что? В огороде бузина, а в Киеве дядька. Объясните мне толком, молодой человек, что вы хотите знать?
— Спасибо, Лев Бенционович, — сказал Филипп. — Извините за беспокойство.
Положив трубку, он подумал, что Канович, конечно, ничего не понял. Не должен понять. Никто пока не должен понять того, что ясно Филу.
Лиза умерла, потому что ее убили. И сделать это, кроме самого Фила, могли еще только четыре человека на всем белом свете.
5
Встретиться они должны были в семь, но это не означало, что у Фила был в запасе целый день для размышлений. Утро уже закончилось, о прошедших вчера похоронах вспоминать не хотелось, хотя все равно вспоминалось, как он стоял у гроба и смотрел в спокойное лицо Лизы, она лежала с закрытыми глазами и делала вид, что не замечает его присутствия, хотя оба знали, что это не так. Кто это был? — спросил он Лизу. — Ты могла его видеть. Он пришел убить тебя, почему ты ему это позволила?
Лиза лежала с закрытыми глазами и смотрела удивленно: она никого не видела, когда умирала, о чем ты говоришь, Фил?..
Он включил компьютер и вышел в Интернет — до вечера нужно было хотя бы самому себе ответить на несколько вопросов, сформулированных во время разговора с Кановичем. Поиск повел издалека, по периметру проблемы. Искал упоминания о болезнях, связанных с быстрым старением клеток в организве человека или животного. Найдя около трехсот ссылок, выбрал публикации в серьезных медицинских изданиях, таких оказалось всего три. Прочитав статьи, имевшие мудреные медицинские названия, Фил понял только, что сам в проблеме не разберется. На первый вопрос — почему возникает спонтанное взрывное старение? — ответа он не получил, и, похоже, ответа не было вообще, хотя на самом деле это могло оказаться и заблуждением.
Второй вопрос, который его интересовал, был таким: с какой максимальной скоростью способны стареть клеточные ткани человеческого организма? В одной из статей (это был научный доклад, прочитанный неким Алексом Блеквудом на медицинском симпозиуме в городе Тампа, Флорида, 22 сентября прошлого года) Филипп нашел таблицу, из которой следовало, что максимальная известная науке скорость изменения клеток — два года в неделю. Пациентка О., поступившая в муниципальный госпиталь Хьюстона, имела метрический возраст 8 лет, 3 месяца и 11 дней, в то время, как медицинское обследование показало, что биологически это пожилая женщина лет шестидесяти-шестидесяти пяти. О первой стадии болезни можно было судить только со слов домочадцев, не понимавших происходившего и не обращавшихся к врачам-клиницистам пока процесс не приобрел характер мчавшейся с гор лавины. Девочка жаловалась на усталость и неспособность сосредоточиться, потом — недели через две — появилась слабость в ногах, а в волосах прорезалась седина. О., конечно, показывали домашнему врачу, и он прописал множество витаминов, а также укрепляющие уколы (в статье содержались, конечно, названия препаратов, но Филу они ничего не говорили). Через месяц у больной начали выпадать зубы — те, что только пару лет назад выросли на месте молочных, — и появились морщины. Только после этого родители повезли ребенка в госпиталь, где за ней начался постоянный мониторинг. За десять недель больная постарела еще лет на двадцать, ощущая все признаки возрастных недомоганий — у девочки возникла стенокардия, отказали ноги, пораженные подагрой, и умерла она, не дожив до девяти лет, будучи полной развалиной, в том числе умственной — за неделю до смерти она утратила речь и лопотала что-то непонятное, явно ничего не соображая и не понимая ничего из происходившего вокруг нее.
Она прожила жизнь менее чем за год. Почти стократное ускорение — максимальное среди известных значение в случае синдрома Вернера.
Филипп записал файлы, вышел из Интернета, и сразу зазвонил телефон. Поднимать трубку не хотелось, ему нужно было подумать, перечитать записанное, но телефон звонил, и пришлось ответить хотя бы для того, чтобы заставить аппарат замолчать.
— Ну ты горазд трепаться! — Господи, только Раисы сейчас не хватало. — Я к тебе второй час прорываюсь.
— Извини, — прервал Фил. — У меня совершенно нет времени.
— У тебя никогда нет времени, утром ты работаешь, днем на лекциях, вечером тебя невозможно застать.