Чичестер Фрэнсис
В пустыне волн и небес
Фрэнсис Чичестер
В пустыне волн и небес
Перевод - Вронский Н. В.
Фрэнсис Чичестер, безусловно, человек действия, энергичный, предприимчивый. Его стихия - это стихия природы: свобода, простор, небо, море.
В жизни Чичестера много ярких и драматических событий: перелет на одноместном самолете из Англии в Австралию в конце 20-х годов; борьба с раком легких и удивительное излечение от болезни; труднейшие морские походы через Атлантический океан и вокруг света в одиночку на яхте...
Название книги - строчка из стихотворения Дж. Мейсфилда "Нерв моря".
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора
Часть первая
Глава первая. Начало.
Глава вторая. Мрачные дни в колледже
Глава третья. Батрак
Глава четвертая. Новая Зеландия, 1919 год
Глава пятая. Золото и уголь
Глава шестая. В погоне за богатством
Глава седьмая. Учусь летать
Глава восьмая. Старт
Глава девятая. От Триполи до Явы
Глава десятая. Австралия
Часть вторая
Глава одиннадцатая. Тасманово море
Глава двенадцатая. В точку
Глава тринадцатая. Авария
Глава четырнадцатая. Спасательная операция
Глава пятнадцатая. Снова в полете
Глава шестнадцатая. Возвращение в Австралию
Часть третья
Глава семнадцатая. На пути в Японию
Глава восемнадцатая. Газолин и другие неприятности
Глава девятнадцатая. Японские встречи
Глава двадцатая. В Китае
Глава двадцать первая. Несчастье
Часть четвертая
Глава двадцать вторая. Снова в Англии
Глава двадцать третья. Шейла и война
Глава двадцать четвертая. Снова в море
Глава двадцать пятая. Рак
Глава двадцать шестая. Избавление
Часть пятая
Глава двадцать седьмая. В одиночку через Атлантику
Глава двадцать восьмая. Шторм
Глава двадцать девятая. Нью-Йорк и новые планы
Глава тридцатая. Снова в Атлантике
Глава тридцать первая. Опять Нью-Йорк
Глава тридцать вторая. Домой - и к новым горизонтам
Шейле, моей жене,
с восхищением, уважением и благодарностью.
И конечно, с любовью
ОТ АВТОРА
Если эта книга имеет какие-либо литературные достоинства, то в первую очередь благодаря Джону Андерсону, который выбрал из моей истории лишь самое интересное. Сам я написал слишком много, и этому есть объяснение. В моей жизни было много путешествий, так сказать, малого порядка, но очень мною любимых - на велосипеде или верхом на лошади, на лыжах или просто пешком. Но биографию не следует перегружать велосипедами.
Пусть эпиграфом к этой книге будет стихотворение "Нерв моря" Джона Мейсфилда. В нем, всего в двенадцати строчках, выражено мое непреходящее стремление к романтике приключений.
Джон Мейсфилд
"Нерв моря"
(перевод Владимира Шишкина)
Вернуться я снова должен к морям,
К пустыне волн и небес,
Лишь только нельзя без паруса плыть,
Звезды путеводной без,
Без песни ветра, скрипа снастей,
Пусть будет штурвал крутиться,
Рассвет над морем будет вставать
И серый туман клубиться.
Я должен опять возвратиться к морям
На зов бегущей волны.
Здесь рев урагана и пенье сирен
Значения будут полны.
И все, что мне нужно, - хороший бриз,
Клочки облаков летящих,
Соленая пыль пенных валов,
Крик чаек, о чем-то скорбящих.
Вернуться я снова должен к морям,
К цыганской судьбе кочевой,
Плыть за китом, за чайкой лететь
Под ветра свист ножевой.
Смогу ли я жить без команды моей,
Без баек бродяг морских?
Их сон после вахты сладок и тих,
И души счастливы их.
С благодарностью Джону Мейсфилду, величайшему из поэтов-маринистов.
Фрэнсис Чичестер
Боже, пошли мне смерть не раньше, чем буду готов я к ней.
Ф. Ч.
Часть первая
Глава первая
НАЧАЛО
Меня укусила змея - это было, насколько помню, мое первое приключение. Весна, мне 11 лет, я в лесу, в поместье моей арлингтонской тетки Розалии. Уютная долинка ручья, бегущего из озера; среди буйной зелени выделяются заросли какого-то растения с широкими листьями, похожего на гигантский ревень. Я заметил змею, когда она уползала в кусты с освещенной солнцем лесной дороги. Схватил ее за хвост, завернул в носовой платок, связал концы и пошел домой - до него было около 3 миль. Проходя через большое поле, увидел в траве жука и решил, что неплохо бы покормить мою змею. Вытащил ее из платка и положил на траву рядом с жуком, но она им не заинтересовалась. Тогда я взял змею за шею и стал тыкать ее мордой в жука - она извивалась и шипела. Не хочешь - твое дело. Я стал засовывать ее обратно в носовой платок, и тут она укусила меня в указательный палец. Боль была такая, будто меня ужалило полдюжины ос. Палец мгновенно распух и посинел, я стал сосать его, прыгая от боли. Но змею не бросил, засунул все-таки ее в платок и поспешил домой.
Я то бежал, то шел. Рука распухла и болела, особенно под мышкой. Я страшно испугался и, будучи в то время весьма религиозным, встал на колени и начал молиться о спасении. Мне совсем не хотелось умирать: весенний день был так хорош, пробивавшийся сквозь листву солнечный свет так радостен! Недалеко от нашего дома я встретил знакомого фермера. Он ехал верхом. Я рассказал ему о своем несчастье и показал змею. Он спешился и убил ее ударом ноги. Мне было жаль ее.
Дома отец, выслушав меня, сказал:
- Нашел, что делать - нести змею домой. Она ведь могла ужалить твою сестру.
Отец велел мне взять велосипед и ехать в больницу в Барнстэпл. Этот городок находился в четырех с половиной милях от нас, и я прекрасно в нем ориентировался. Но от змеиного укуса я был сам не свой и проплутал, прежде чем добрался до больницы. Помню, как сидел на лавке в ожидании приема. К тому времени я уже мало что соображал. В кабинете врача мне положили на лицо какую-то марлевую штуку, и я до сих пор помню отвратительное ощущение удушья от действия хлороформа. Наверное, во всей передряге этот момент был хуже всего. Я видел стоящего рядом отца- он, оказывается, запряг лошадь и отправился вслед за мной. Потом была резкая боль - это, наверное, стали вскрывать мой палец, - и тут я потерял сознание.
Позже я узнал, что врачи послали отца найти убитую змею, чтобы использовать ее яд как противоядие. Но потом передумали и заказали какой-то препарат - его должны были доставить поездом из Лондона. Препарат прибыл вечером, и мне сделали несколько уколов в живот. Отец потом говорил, что до утра они не знали, удастся ли мне выжить.
Тогда я впервые узнал, что значит быть известным. Мое приключение описали в местной газете, и ко мне в больницу стали приходить посетители. Среди них были Нэнси Платт и моя кузина Маргарет, которую я обожал.
Страсть проводить целые дни в одиночку - где-нибудь в глуши, подальше от людей, - наверное, не была у меня врожденной. Скорее, она развилась под влиянием обстоятельств. К таковым можно отнести, например, мой начальный опыт школьной жизни. В семилетнем возрасте я был отдан в школу в Эллерсли, в 7 милях от дома. Родители каждую неделю отвозили меня туда на нашей двуколке. Как-то раз, в начале первого семестра, старшие мальчишки устроили во дворе игру: одна команда должна была попасть в здание школы, другая - не давала им сделать это. Я в тот момент был в туалетной комнате и вдруг увидел, что в окне надо мной появилась голова моего старшего брата - он пытался пролезть внутрь. На полу стоял ящик с опилками. Я схватил пригоршню и запустил брату прямо в лицо. Поступок, разумеется, дурацкий и дикий, но я сделал это, конечно, вовсе не со зла, просто, наверное, был очень возбужден неожиданным появлением брата. Помню, как он стоял потом, склонившись над умывальником, и промывал глаза.
Я заработал трехнедельный бойкот, и его осуществили от начала до конца - никто в школе за это время не сказал мне ни слова. Не знаю, придумал ли это наказание мой брат (он был старше меня на четыре с половиной года), но сам он наравне со всеми принимал участие в бойкоте. Трудно поверить, что старшие школьники могли так жестоко наказать семилетнего новичка - пусть даже и за глупый, неприятный поступок. Вероятно, я вообще был им непонятен и неприятен, что-то вроде белой вороны.