Я съехал с асфальта на проселочную дорогу миновал несколько домиков с загонами для скота, попал на старую дорогу, похожую на неглубокий с пологими стенками канал Сотни лет по этой дороге шли караваны, мчались всадники, перегоняли стада животных, а потом, до того как провели асфальт, основательно поездили и машины (и пыль, поднимаемая ими, относилась ветрами в сторону, углубляя дорогу). Теперь дорога заброшена и постепенно зарастает травами. Вдоль дороги тянутся заросли брунца, или, как называют ботаники это растение, софоры лисохвостной. Оно удивительно стойко. Можно без конца вырывать его из земли, и глубокие корни без устали будут посылать новые ростки, отстаивая свое право на жизнь. Софора — бич пастбищ. Там, где много скота и пастбищные растения угнетены, не испытывая конкуренции с другими растениями, софора пышно разрастается, а скотина обходит стороной это несъедобное и ядовитое растение. Ботаники утверждают, что родина софоры — юг Средней Азии. Ныне она победоносно шествует к северу, завоевывая все новые и новые пространства.
Недругов у софоры немного, один из них — крошечный, видимей только под сильным увеличением, клещик-эриофиид. Эта крошечка проникает в цветки растения и, поселившись в них, устраивает их необыкновенное превращение. Каждая зачаточная тычиночка и пестик соцветия усиленно растут, превращаются в тонкий, сантиметров десять длиной, гибкий цилиндрик с продольной тесной сомкнутой трещинкой. Все, вместе взятые, измененные тычинки соцветия образуют густую волосатую фиолетовую или, реже, зеленую метелку От цветка софоры не остается и следа. Растение обеспложивается, не дает семян.
Еще ранее я просмотрел всю литературу по цецидохогии — есть такая наука о галлах растений — и не нашел упоминания про такой галл. Никто ничего не знал и о его возбудителе. В каждой волосинке галла оказалось множество этих удивительных созданий. Малыши, прицепившись к взрослым, переезжали с места на место, и вся эта кашица беловатых точек представляла собой хотя и примитивное, но вполне слаженное общество, наверное, со своими неведомыми нам законами.
К осени, когда галлы подсыхали, многочисленные его жите хи бесследно исчезали. Где они зимуют, как расселяются, как весной находят свое растение-прокормителя, какими си хами преобразуют его природу, заставляя растить несуразную мохнатую метелку вместо белых душистых цветков, как живут, размножаются — все это было очень интересно узнать.
Свернув с дороги и проехав по цехине, я остановился недалеко от кромки озера, поросшей редкими кочками солянок. Вокруг расстилалась серополынная пустыня. Тронутая колесами машины, она источала терпкий и приятный запах. Едва только был расстелен на земле тент, как на него со всех сторон тотчас же забрались кобылки, мелкие цикадки, разные клопики. Не спеша на него умостился и зеленый богомол, а за ним прошагал, покачиваясь из стороны в сторону, палочник.
Шилоклювки и кулички-xoдулочники — очень элегантные птицы
Появление машины у Сорбулака было встречено тревожными криками шилоклювок. Черно-белые, длинноногие, с клювом, слегка изогнутым кверху, они в довольно резкой форме заявили протест вселению в их гнездовые владения. К шилоклювкам вскоре с еще большим рвением примкнули несколько куличков-ходулочников. Эти элегантные птицы с очень длинными, похожими на ходули, ярко-красными ногами с настойчивостью преследуют человека своими бесконечными и тоскливыми криками. К счастью рвение шилоклювок было не особенно велико. Ходулочники прилетели с другой стороны озера, где виднелись тростники и где когда-го я ночевал у ручья, пытаясь вскипятить пахнущую сероводородом воду. Протест этих птиц носил скорее символический характер, так как наше присутствие не представляло никакой опасности для их потомства.
В одном месте пышно разрослись и зацвели солянки. Цветочки — крохотные, едва заметные белые точечки. Без лупы их не рассмотреть Но скольким насекомым они дают жизнь! Возле них вьются серые пчелки, на лету засовывают хоботки в кладовые нектара. Мухи-жужжало, бабочки-белянки и желтушки тоже ухитряются добыть пропитание из миниатюрных нектарников. Еще сидят на цветках муравьи-бегунки и муравьи-тапиномы.
Издалека заметна над цветущими солянками большая оранжевая оса-калигурт, истребительница крупных кузнечиков и кобылок. Она обладает отличным жалом, никого не боится, ни на кого не обращает внимания, спокойная и независимая. Столь же неосторожны черные с желтой перевязью осы-сколии, охотницы за личинками хрущей Местами очень много жуков-коровок Лихачева и их личинок.
У мухи-жужжало длинный хоботок с помощью которою она на лету насыщается нектаром цветков
Но особенно богат мир мух-жужжал, этих неутомимых и виртуозных пилотов. Их несколько видов: одни совсем маленькие, светло-желтые, другие чуть побольше, размером с домашнюю муху, и темнее. И еще несколько крупных, элегантных, пушистых, бархатисто-черных, с ярко-белыми перевязями. Больше и резвее всех тех, кто размером с домашнюю муху. Звон крыльев их громкий, высокий. Судя по тону, крылья в полете делают не менее трехсот взмахов в секунду! Полет их характерен. Жужжало застынет на месте, ринется в сторону, возвратится обратно и снова повиснет в воздухе. Я пытаюсь изловить неутомимых жужжал. Но никакой самый быстрый и точный взмах сачком не помогает. Сачок пуст, а муха висит снова в стороне как ни в чем не бывало и слегка покачивается на своих изумительных крыльях.
На чистую от растений площадку садится оса-бембекс — охотник за слепнями и как всегда после усиленного полета, энергично втягивает и вытягивает брюшко, дышит, засасывая в трахеи воздух. Потом бросается на жужжало. В воздухе клубок неразличимых тел. Нет, осе не угнаться за жужжалой, и она садится на землю. Жужжало, будто сознавая свою неуязвимость, реет почти над самой охотницей. Та не выдерживает — и вновь в воздухе погоня. И так несколько раз. Оса и муха явно играют от избытка здоровья и сил.
В Сорбулаке плодится множество ветвистоусых комариков Справив свои брачные дела, они, умирая, падают на землю. И уж тогда над ними пируют многочисленные муравьи бегунки, тетрамориумы, проформики и кардиокондили. Еды всем хватает, все оживлены, деятельны, сыты. Даже муравьи-жнецы — вегетарианцы, питающиеся зернами растений, и те волокут в свои жилища трупы звонцов. Но больше всех, пожалуй, объедаются паучки-тенетники. На сочных зеленых солянках возле их тенет развешано много белых кокончиков с яичками и маленькими паучками.
Над Сорбулаком стонут ходулочники, кричат чайки, иногда просвистит крыльями стайка уток. Низко-низко, над самыми солянками, летают ласточки. Жарко, сухо, и мелкие насекомые не желают подниматься в воздух. Но на солнце находит облачко, на землю падает несколько капель дождя, и ласточки, вопреки народной примете о погоде, сразу же взмывают кверху: их добыча рискнула теперь расстаться со спасительными зарослями трав.
Вот случайно кем-то оброненная большая из синей пластмассы пробка. Предмет заметный, и лиса на нем обозначила свою метку, свой охотничий участок. Еще я вижу кучку мелко раздробленных панцирей черепах. Это работа орлов! Птицам приходится высоко поднимать в воздух свою добычу, чтобы разбить такую мощную броню о сухую землю.
Кромка солончака у воды изборождена длинными извилинами-валиками. Это, не смея показаться на поверхность, поднимая над собой корочку земли, пробирались медведки. Что они там разыскивали, чем питались — трудно сказать. Осторожность медведок не напрасна. Кое-где виднелись следы охоты барсука. Узкой лапой зверь легко выцарапывал из норок эту в общем крупную добычу. Здесь было немало этих насекомых В сторону тростничков все время пролетали озерные чайки, и в их клювах болтались медведки. Как они их находи хи и вытаскивали из-под земли— уму непостижимо!
На берегах Сорбулака отличные следовые страницы. Поэтому, повесив на себя полевую сумку, несколько фотоаппаратов, а также захватив баночку с гипсом и фляжку с водой для того, чтобы снять отпечатки понравившихся следов, я отправляюсь бродить по гладкой солончаковой земле.