В общем от дороги, по которой мы спускались в каньон, до устья, по приблизительным подсчетам, по прямой линии около восьми километров, но наш путь раза в два длиннее. К тому же он проходил по горным склонам, по камням, по рыхлой и пухлой глине крутых откосов. Если бы здесь прошло несколько групп туристов, то получилась бы прекрасная тропа, по которой преодолеть это пространство можно было бы с гораздо меньшей затратой сил. А вообще-то красота ущелья Темирлик стоит того, чтобы им любовались- Но об этом живописном месте пока никто не знает, и сколько пройдет времени, когда Темирлик будет достоянием любителей природы и путешествий? Здесь растет ясень. У него такая замечательная древесина, прямослойная, легко поддающаяся обработке, красивая, прочная. Растет это дерево медленно, живет несколько сот лет. В начале пути, когда мы брели по тугаю, нам встретилось несколько пней от деревьев-великанов. По годовым кольцам я сосчитал возраст. Пню оказалось 250 лет. Вообще это дерево жило еще в доледниковую эпоху. Оно — редчайший представитель растительного мира Земного шара.
На обратном пути мы основательно устали и кое-как дотащились до бивака. Но купание в прохладном ручье быстро восстанавливает силы.
Возле нашего бивака на голой площадке вблизи реки муравьи-бегунки затеяли переселение. Солнце нещадно нагрело землю, она раскалилась, и рука долго не выдерживает прикосновения к ней. Но для бегунков жара привычна. Один за другим мчатся носильщики со своими собратьями, свернувшимися тючками, удобными для переноски. Путь муравьев прямолинеен, и каждый из них не раз уже промчался по нему. Наверное, еще и поэтому переселение проходит в общем спокойно и без излишней суеты. Но один муравей мечется в страшной панике и волнении. Он занят 67 большим коричневым коконом. В нем нежная белая куколка крылатой самки. Впереди себя кокон нести нельзя, он цепляется за камешки, песчинки, доставляя массу хлопот. И не только в этом беда. Драгоценную ношу приходится тащить по-особенному Промчится муравей над горячей землей и заскочит на травинку с теневой стороны. Промедлит на ней несколько секунд, остынет, примеряется к очередной перебежке — и снова в путь до следующей спасительной вышки над горячей землей И так всю дорогу. Иначе нельзя, от перегрева погибнет в коконе нежная крылатая сестрица. Но вот конец пути. Впереди — голая площадка и сбоку нее норка — вход в муравейник. С лихорадочной поспешностью проскакивает муравей последний участок пути и скрывается в темнице.
Умелый носильщик напомнил мне жаркое лето в Узбекистане, полуденные часы в замершем под ослепительно ярким солнцем кишлаке В тени кибитки стоит собака, всматривается в пустынную и пыльную улицу и наконец решается, галопом проскакивает по раскаленной солнцем земле и шлепается в спасительную тень под дувалом. Она тоже, как муравей, преодолевала свой путь перебежками.
В ущелье легла тень. Повеяло приятной прохладой. Муравьи-жнецы открыли двери своих подземных дворцов, повалили толпами наверх, растеклись ручейками по тропинкам во все стороны. Я иду рядом с ними вдоль самой оживленной их дороги, минуя полянку, заросшую солянками. Далеко они забрались! Вот цепочка муравьев ныряет под кучу сухих веток саксаула, лежащих на земле. За нею видны скудные заросли пустынного злака. Там, наверное, идет заготовка провианта. Неожиданно краешек глаза замечает что-то необычное: серый комочек выскакивает из кустиков, прячется обратно, снова выскакивает и прячется, и так ритмично, будто молоточек постукивает по тропиночке трудолюбивых муравьев. Вот серый комочек выскакивает дальше обычного, подпрыгивает, падает на землю, переворачивается, показывая белую сторону, и, вновь перевернувшись, снова становится серым. Я узнал жабенка. Животик его раздулся, бока выдались в стороны. Успел набить свой желудок!
Какой все же хитрый, забрался под хворост, затаился возле муравьиной дорожки. Добычи сколько угодно, успевай заглатывай! Если гоняться по пустыне за каждым муравьем, много сил потеряешь. Возле входа в муравейник бдительные сторожа поднимут тревогу, пойдут в атаку. А тут раздолье, никто не замечает хитрой проделки. Ловко устроилась изворотливая хищница!
К вечеру набежали облака, застыл воздух, даже в лесу у ручья царила духота. Замолкли соловьи. В наступившей тишине жужжали какие-то крупные насекомые. Иногда ныли редкие комары, и звон их крыльев был слышен издалека в глубокой тишине.
Вспоминая наше дневное путешествие, я пытаюсь расшифровать слово «темирлик». В какой-то мере оно связано со словом «темир» — Железо. Не нашли ли здесь давние жители этих мест железную руду? Или они ее привозили и здесь плавили? Отличное топливо — саксаул и ясень росли в изобилии. Не случайно я нашел рядом с палаткой среди крупной гальки кусок шлака. «Доменная печь», очевидно, располагалась где-то выше, а 68 шлак принесло паводковыми водами. Над каньонами Темирлика немало курганов. Не принадлежат ли они прославленным мастерам железоделательного ремесла?
На следующий день мы решили обследовать пещеру-нишу, в которой Саше кто-то почудился. Ирина всячески отговаривала нас от этого, как ей казалось, рискованного предприятия. Саша, хотя и побаивался, перед Ириной храбрился. Кроме того, его разбирали любопытство и свойственная его возрасту страсть к приключениям. Я тоже был убежден, что все ему почудилось. Сейчас здесь никого не могло быть. Все же, как я успел заметить, Саша, собираясь в дорогу, сунул в рюкзак походный топорик— единственное наше оружие, достойное мало-мальского доверия.
Но, прежде чем отправиться в путь я вспомнил о морилке. Из нее надо вытряхнуть на ватный слой ранее собранных насекомых. Вот вчерашняя находка, добыча каменки-плясуньи, желтые кампонотусы. Один муравей каким-то чудом ожил, на него не подействовал яд старой морилки. Он будто в недоумении поводит в стороны усами. Оказавшись на свободе, он не убежал с ватного слоя, а стал крутиться среди своих погибших товарищей, не думая расставаться с ними… Я осторожно отталкиваю муравья в сторону, но он настойчиво возвращается назад, и так до бесконечности. Каково ему одному среди трупов товарищей! Уж не кажется ли ему, что и они должны проснуться от тяжелого сна?
Как и вчера, мы снова пошли по тугаям. Хорошо брести в тени деревьев, когда вокруг сияет жаркое солнце! По лесу летают пушинки семян тополей, цепляются за лицо. Прогудит большущий слепень, покружится, но не сядет. Разборчивый. Видимо, недалеко отсюда есть коровы и лошади Человек в сравнении с ними — какая еда! Да и опасен.
На лесных полянах — заросли цветущей софоры, и на ней скопище разнообразных ос, пчел, голубянок. Восседают медлительные жуки-нарывники. Громко гудят деловитые синие пчелы-ксилокопы. Они — великаны среди пчел, да и живут в древесине, прогрызая в ней цилиндрические ходы для яичек с детками. Софоре привольно. Скот ее не ест, и она процветает. Всюду в траве скачут кобылки. Они еще малы, и пора их неугомонных перекличек не пришла. Зато в кустах караганы звонко и пронзительно закричала одинокая цикада. Ей никто не отвечает. Сегодня шестое июня, она первая появилась на свет.
На цветах брунца большая синяя пчела-ксилокопа
У гусеницы джугунового шелкопряда красивый наряд
Листья тополей разукрасились светло-зелеными круглыми, как шарики, галлами. Пока что они закрыты, но в их полости уже выросли тли. Скоро дверки галлов раскроются и выпустят пленниц наружу. Тополям основательно достается от прожорливых черных личинок жуков-листогрызов. Тесным рядком, прижавшись друг к другу, армада прожор дружно скребет нижнюю поверхность листочков, оставляя нетронутой верхнюю прозрачную кожицу. Ползают немногочисленные и, как всегда, сильно занятые муравьи. Великое множество насекомых населяет Темирлик, и на них невольно задерживается взгляд.
Вот наконец неожиданно на нас глянула из-за поворота большим черным провалом ниша Саша хватается за рюкзак и торопливо в нем роется. Ниша метров тридцать шириной, десять глубиной и высотой около пятнадцати. В ней глубокая тень, прохлада. Сверху из многочисленных целей потолка доносится тонкий скрежет летучих мышей. Вылетают с шумом встревоженные сизые голуби. Мечутся скальные ласточки На полу — слой гуано. Ниже ниши, на склоне ущелья, крупные камни Рядом мокрая земля. Еще недавно здесь была лужица воды, сохранившаяся от потоков дождевых и талых вод, лившихся сверху, и… никаких следов ни человека, ни крупных животных.