Как всегда, среди рисунков оказалось больше всего изображений козлов Я выбрал и скопировал самые интересные из них Вот козел в окружении каких-то знаков (1); со странными, повернутыми вперед рогами (2); стройный и сильный красавец (3); с рогами необычными, лировидно загнутыми (4); с длинным собачьим хвостом (5) и еще козлы — разным стилем (6).
На рисунках 7–8 у козлов утрированно длинные рога, а у одного из них они срослись верхними концами. Вероятно, это что-то означало. В рисунке 9 нетрудно узнать горного барана архара Толстенькая коза на рисунке 10 очень похожа на домашнюю. Кстати, в какой-то степени эти рисунки опровергают предположения археологов о том, что рисунки козлов выбивались с ритуальной целью, перед охотой и т. п. На домашних-то коз охотиться не приходилось.
Очень различны по стилю изображения оленя 11–13. Верный друг человека — собака тоже послужила сюжетом для рисунков. Тут или просто ее портрет (14), или она преследует козлов (15–17). Изумителен рисунок 18. Красавца козла гонит даже и не собака, а рысь или барс. Повстречался очень редкий рисунок медведя (19). Целая свора собак изображена на рисунке 20 причем самых разнообразных, с обрубленным хвостом или с хвостом закрученным калачиком, а также похожих по сложению на борзых.
Рисунок 21, пожалуй, изображает тигра. Мощное тело, длинный, с загнутым книзу кончиком хвост, спокойная и величественная поза. Хищник преследует козлов. Тигр раньше водился в изобилии в Казахстане, но давно исчез Очень интересны рисунки 22–24. На первом из них — ясное изображение балло: два камня, связанные веревкой. Его бросали на преследуемое животное. Обвивая ему голову или ноги, оно сковывало движения. Балло еще недавно употребляли на охоте аборигены Австралии. Каким-то орудием охоты пронзен один козел. Другой козел (25) пронзен стрелой. Ниже пораженного животного то ли вохк, то ли барс.
Рисунок козла (26) весь в глубоких точечных выщербинах. По нему стреляли из лука. Но для чего? Ради тренировки или ради совершения обычая, предшествовавшего охоте? Скорее всего второе.
Нашлось среди рисунков и несколько странных знаков, скорее всего родовая томга (27). Старательно выбита фигура (28), в которой без труда можно угадать черепаху. Похож на изображение скорпиона рисунок 29. Человек — творец рисунков только один раз высечен на камне рядом с собакой (30). Есть его изображения и на камне, испещренном мелкими рисунками (31). Один — верховой, другой — на поводу держит какое-то животное, третий — кверху ногами в ритуальной позе. Четко выписаны две фигуры в ритуальных позах в сложных головных уборах (32). Последний рисунок — два козла, столкнувшиеся друг с другом лбами (33).
За дайками подъем оказался еще круче, а дорога извилистей. Но вот перед нами перевал, перегретый мотор переведен на торможение, медленно охлаждается, и моему сердцу водителя от этого тоже легче. Вскоре спуск становится положе, а горы красочнее. Перед нами красные, оранжевые, желтые, синие участки неогеновых озерных отложений. Причудливо изрезанные, они очень живописны, и я сожалею, что солнце стоит высоко, освещение скрывает рельеф, а пейзаж от этого не фотогеничен.
Вокруг пустынно, никаких признаков человека. Хишь одна дорога напоминает о том, что здесь изредка ездят через горы. Но вдруг из-за ближайшей горки показывается стадо верблюдов, больших, несуразных, с длинными клочьями линяющей шерсти. Наш фокстерьер, впервые увидев чудовищ, устраивает истерику, воображая, вернее изображая из себя страшного зверя. Его истошный лай в какой-то мере действует на животных, и они, сбившись плотным табунком, останавливаются в нерешительности.
Вслед за верблюдами из-за гор показывается на коне приветливый старик аксакал. Он рад встрече, охотно отвечает на все вопросы и удовлетворив наше любопытство, тактично осведомляется о задачах нашего визита в эту глухую местность. Мы узнали, что скоро будут деревья, хорошая вода, а до Белых гор — «Ой-бой, очень далеко!»
И действительно, вскоре мы видим зеленую полоску деревьев (она кажется темной на светлом фоне пустыни) рощицу цветущего чингиля, сворачиваем под развесистую иву и с радостью встречаем глубокую тень и журчание прохладного ручейка.
На цветах барбариса и чингиля грудились шмели
Ручей назывался Актерек, в переводе это «белый тополь». Он течет издалека, с отрогов Джунгарского Алатау, которые мы пересекли по перевалу Алтынэмель. прорезает подгорную равнину, проскальзывает через безводные и сухие горы Катутау, выходит к пустыне, по которой течет река Или, и там теряется в песках.
Здесь мы провели несколько часов и, поглядывая на полыхающую жаром пустыню, без конца поглощали горячий чай, который незамедлительно просачивался наружу через кожу.
Однако, как здесь ни хорошо, бездействие утомляет больше, чем жара, и мы, покинув гостеприимную тень и ручеек, снова в царстве ослепительного и горячего света.
Дорога уводит нас от оазиса в пустыню и вскоре исчезает. По моим расчетам, здесь мы должны повернуть на запад, параллельно да рекой реке Или, по направлению к Белым горам.
После недолгих блужданий мы попадаем на старую дорогу. Как мы ей обрадовались!
Еще час пути — и перед нами с севера появляются величественные Белые горы. Но дорога уводит нас от гор все дальше и дальше к югу, в сторону песков и реки Или. Тогда мы пытаемся пробиться напрямик, виляя между кустами саксаула, и скоро упираемся в глубокий овраг с отвесными стенами. Судя по всему, здесь весной прошли обильные дожди и с голых Белых гор скатился паводок, избороздив пустыню.
Обширная подгорная равнина, равномерно понижающаяся к реке Или, шириной около тридцати километров поросла саксаулом. Но что с ним случилось! Он высох, жалкий, серый. Какие же сочные зеленые кустарники, которые растут на песчаных грядках! Песок аккумулирует воду и долго ее сохраняет. В пустынях подгорных равнин, полого опускающихся к реке Или, я бывал много раз и раньше, но никогда не видел подобной массовой депрессии саксаула. Рос он здесь всегда хорошо. Я не могу найти объяснения гибели этого растения. Вместе с саксаулом исчезли многочисленные насекомые, ящерицы, птицы, грызуны[1].
От недостатка воды засох саксаул
По белому такыру тянутся кроваво-красные полосы глиняных потеков. Они с красных горок, кое-где выглядывающих среди Белых гор.
Когда долго едешь по совершенно безлюдной и однообразной пустыне, ощущая одиночество и суровую дикость природы, невольно привлекает внимание каждый необычный предмет. Так и сейчас. Вначале далеко впереди мы видим темный бугор и теряемся в догадках — что это? Затем темный предмет начинает постепенно принимать очертание горки из красной глины. И наконец, на нашем пути прямо у самой дороги следы стоянки гидрогеологической экспедиции. На земле валяется большая железная труба, торчит из земли другая. Здесь, должно быть, скважина. Может быть, в ней есть вода? Сейчас среди вещей в кузове разыщем полулитровую стеклянную банку, привяжем к ней веревку и попытаемся добыть воду. Мои помощники что-то долго возятся, разыскивая необходимые вещи, мне же стоять на земле нелегко, ноги жжет через подошвы. 11 Собака спряталась под машину, обожгла о горячую землю лапки. Вытирая пот, струящийся по лицу, я неожиданно замечаю агаму. Она уселась на железной трубе, уставилась на нас немигающими глазами Как ей не жарко на железе? Подхожу к трубе. Агама несколько раз поклонилась, спрыгнула и метнулась к кусту. Прикоснулся рукой к трубе — едва не обжегся. Наверное, градусов около восьмидесяти. Вот дитя пустыни!
Самец агамы стережет свой участок от соперников
1
Этот же район мне удалось посетить на следующий год. Саксаул не погиб, он ожил, зазеленел! Видимо, это детище пустыни способно переносить катастрофические засухи.