Впереди большое селение Чилик, утопающее в садах, за ним на горизонте видны горы Большие и Малые Богуты, и между ними слегка всхолмленное плоскогорье.
В тридцати километрах за селом Чилик асфальтированное шоссе круто сворачивает к югу в ущелье Кокпек, мы же покидаем его и направляемся на восток. Теперь нам странствовать только по проселочным дорогам или даже без них, по целине. Небольшой спуск — и мы у подножия гор Богуты.
Большие и Малые Богуты хорошо различаются издали. Потом, когда окажешься среди многочисленных горок, идущих то сплошной цепью, то мелкими, изолированными друг от друга группами, они кажутся одним сплошным хребтом, самой западной оконечностью Заилийского Алатау, вдающейся в зону пустыни.
Климат этих гор зависит от обширных пустынь: с одной стороны, подгорной равнины, тянущейся к реке Или. с другой — Сюгатинской равнины, расположенной между хребтами Богуты и параллельного ему хребта Торайгыр. Несмотря на то что плоскогорье между Большими и Малыми Богутами находится на высоте 900-1400 метров над уровнем моря, здесь настоящая пустыня. Самые высокие горы хребта достигают 111 высоты 1 800 метров над уровнем моря. Но и на них нет никаких лесов, лишь по северным склонам да в ущельях растут кустарники таволги, дикая вишня, курчавка.
У подножия гор Богуты небольшой ключик. Близ него заросли колючего кустарника чингиля, а у самой воды — развесистые ивы. Ключик называется Чингильсу. Возле него всегда останавливаются путники утолить жажду, набрать запас прохладной воды. Из жаркой и сухой пустыни к ключику пробираются на водопой лисы, волки и даже осторожные джейраны: кто — днем, не скрываясь, а кто — ночью.
Взглянув мельком на ключик, я собрался идти к машине, чтобы продолжать путь. Но натуралисту могут встретиться неожиданности на каждом шагу. С травинки на травинку, слегка шурша крыльями, переползал большой, грузный шмель. Его черную грудь украшала желто-охристая перевязь, желтым было и основание брюшка, посредине располагалась широкая черная полоса, а ниже — ярко-белый кончик брюшка Шмель принадлежал к одному из широко распространенных видов и назывался бомбус-террестрис. Но где же видано, чтобы этот неутомимый труженик, вечно жужжащий крыльями, путешествовал по земле! Впрочем, шмель иногда взбирался на короткие травинки и с их вершины, пытаясь взлететь, перескакивал на соседние. Вскоре он попал на одиночное растеньице глухой крапивы, на котором уцелело с десяток скромных белых цветочков, и старательно начал их обследовать, запуская в кладовую нектара длинный хоботок.
Я заинтересовался странным поведением неутомимого труженика. Он, оказывается, очень сильно истрепал крылья, износил мохнатую шубку, постарел, но все еще цеплялся за жизнь, трудился, собирал для семьи цветень и нектар. Ему с такими крыльями уже нельзя, как прежде, ловко перелетать с растения на растение, и вот он, истощенный, близкий к концу своей жизни, и перекочевывает с места на место.
С чувством уважения я загляделся на этого маленького героя, до последнего дыхания выполняющего свой долг. В памяти невольно вспомнились когда-то очень давно прочтенные мужественные слова из сочинения Амиеля: «Что делать, когда все нас оставляет: здоровье, радость, привязанность, свежесть чувств, память, способность к труду, когда нам кажется что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один — исполнение долга». Таков и наш шмель.
Шмель полакомился нектаром, потом запасся им в свой зобик, усиленно завибрировал крыльями, помогая ими своему старенькому телу, забрался на куст чингиля, оттуда ринулся в полет, набрал высоту и исчез. Я с восхищением смотрел на беззаветного труженика, все силы которого и жизнь принадлежали его маленькому обществу.
Теперь, кажется, больше нет ничего интересного у родничка и можно продолжать путь.
Я люблю горы Богуты за их суровый, пустынный облик, полное безлюдье, тишину и покой. Но пора взбираться на Богуты. Крутой подъем — и ручеек остается далеко внизу. Справа — Большие Богуты, 112 впереди — холмистое высокогорье, слева — Малые Богуты. Я съезжаю с дороги, спускаюсь на острый хребтик и останавливаю машину. Отсюда открывается величественная картина просторов пустыни. Вся северная часть горизонта занята синими горами Чулак-Тау В бинокль хорошо различимы знакомые ущелья Караспэ, Иргизень, Чулак-Джигде, Тайгак, Кзылаус, Унгуркура, Челбыр, Талды-Сай. Видны едва заметные черные пятнышки громадных курганов Бешатыр. Дальше к востоку идут синие горы Алтын-Эмель, увенчанные высокой вершиной горы Матай. Еще дальше к востоку простирается хребет Кояндытау, а за ним — снеговые вершины величественного хребта Джунгарского Алатау. Ниже цепи гор Чулак-Тау и Алтын-Эмель проглядывают сквозь дымку далей Малый и Большой Калканы с Поющим барханом между ними. Под ними едва заметная белая полоска реки Или. У подножия гор Богуты лежат голые красные, желтые, оранжевые горы Это все те же остатки позднетретичных озерных отложений. Рядом с хребтом на лёссовой почве — причудливый овраг из глубоких каналов, колодцев, рытвин. Местами высверленные водой коходцы уходят в землю и. проточив под нею каналы, открываются ниже узкими пещерами Над оврагом — заросли чингиля. Их заняла веселая компания черногрудых воробьев. Неумолчный гам и писк кажутся необычными в окружении этой суровой пустыни. Большой пологий ровный склон лёссового холма покрыт множеством равномерно по нему разбросанных зеленых, резко очерченных пятен. Что бы это могло значить?
Я перебираюсь через овраг. Пятна оказываются пышными куртинками полыни. Они выросли на месте колонии рыжехвостой песчанки. Грызуны изрешетили землю норами, и по ним в плотную лёссовую почву проникла весенняя вода. Здесь, на пологом склоне, ей негде, кроме этих нор, задержаться. Потом- тепло и влага дали жизнь растениям.
Рыжехвостая песчанка широко распространена в пустынях Семиречья. Зоологи считают ее врагом пастбищ за то, что она якобы уничтожает растительность вблизи своих колоний. Но никто не подумал, что этот «вредитель», оказывается, может быть и полезным Год за годом маленькие и неуемные в своих строительных делах грызуны делают почву скважистой, способствуют проникновению в нее воздуха и влаги изменяют ее структуру и удобряют ее органическими веществами. И вот налицо результат: на месте каждой колонии пастбище обогащено растениями.
Пустынны выжженные солнцем горы Богуты
Насколько сложна жизнь пустыни и как относительны о ней суждения!
В плотной лёссовой почве живет масса рыхлителей. В ней усиленно роет норки великая армия мелких беспозвоночных животных. Пустынные мокрицы делают многочисленные норки на голых участках пустыни, едва покрытых растительностью. Через несколько лет место поселения зарастает травами, кустарниками и мокрицам, любителям свободной поверхности приходится переселяться на новые места и вновь преобразовывать природу. А муравьи! Сколько их жилищ даже в самых бесплодных участках пустыни! Наклонишься к земле — везде, всюду увидишь этих неугомонных созданий, пронизывающих землю многочисленными ходами, камерами и залами. Муравьи — великая сила, без которой почва пустыни обречена на оскудение Первейший друг пустыни и слепушонка. Тот небольшой вред, который он приносит растениям, окупается с лихвой. Между тем мало кто подозревает о его полезной деятельности. Животные-рыхлители— друзья пастбищ пустыни, особенно когда эти пастбища несут большую нагрузку от домашних животных, сильно уплотняющих ее почву копытами. О них надо помнить, особенно когда человек вмешиваясь в исконно сложившиеся связи живых организмов, переделывает природу в соответствии со своими потребностями.
Странные обожженные солнцем горы! Голая земля, крохотные полынки да кустики боялыча, шапки солянок и над ними, как звездочки, горят желтые цветочки. Здесь скудна жизнь. Изредка выпархивают пустынные кобылки, да каменка-плясунья внезапно появится, облетит вокруг, присядет на землю, покланяется и так же неожиданно исчезнет И всюду курганы — печальные свидетели далекого прошлого.
Машина мчит нас дальше по плоскогорью между двумя Богутами.