Звукъ колокольчика тотчасъ привлекъ къ барскому дому почти всю сельскую администрацію. Ворота со скрипомъ отворились и тарантасъ подъѣхалъ къ крыльцу, гдѣ Борисъ былъ спятъ съ подножки фигурой въ сѣромъ, широкомъ пальто лакейскаго покроя. Эта фигура оказалась прикащикомъ и осклабивъ лицо свое, отвѣсила молодому помѣщику и опекуну по очень низкому поклону.
Прикащикъ имѣлъ красноватую рожу, съ длиннымъ и тол- стымъ носомъ и маслянистымъ, полуплѣшивымъ лбомъ. физіономія его вообще не понравилась Борису. Заговорилъ онъ какимъ-то удушливымъ, обиженнымъ голосомъ, при чемъ водилъ правой рукой отъ себя въ горизонтальномъ положеніи. Кромѣ прикащика, явился ключникъ, старый, сухой, высокій мужикъ съ рѣдкими буро-сѣрыми волосами и сморщеннымъ лицомъ, похожимъ на греческое мыло. Явились еще чины и власти: бурмистръ, коренастый, низенькій мужикъ съ клинообразной бородой, точно изъ кудели, съ острымъ носомъ и въ огромнѣйшихъ сапогахъ, староста, красавецъ собой, должно быть буйный и слабый на счетъ женскаго пола, и трое выборныхъ, всѣ съ какими-то карявыми, несуразными лицами.
Весь этотъ синклитъ установился около дверей, въ первой комнатѣ, гдѣ Лапинъ съ Борисомъ расположились пить чай. Борисъ чувствовалъ себя стѣсненнымъ. Начальство, видимо, желало вступить съ нимъ въ бесѣду; а онъ рѣшительно не зналъ, объ чемъ начать ему бесѣду. Лапинъ началъ разспрашивать прикащика, но ему хотѣлось, чтобъ и самъ помѣщикъ показалъ нѣкоторыя хозяйственныя свѣдѣнія.
Всѣ чипы и власти ужасно цокали-, Телепневъ почти не по-понималъ ихъ рѣчи, особливо выборныхъ, порывавшихся говорить въ одно время. Прикащикъ отвѣчалъ довольно пространно; но все въ обиженномъ тонѣ. Онъ, видимо, желалъ дать почувствовать юному помѣщику, что опекунъ поставилъ его въ слишкомъ зависимое положеніе. Телепневъ переглянулся наконецъ съ Лапинымъ и на первый разъ отпустилъ команду, объявивши, что имъ еще будетъ время поговорить.
— Что вы, батюшка, сказалъ ему опекунъ по уходѣ сельской администраціи, точно все конфузитесь ихъ.
— Да какже, Ѳедоръ Петровичъ, вѣдь я никогда не имѣлъ съ ними дѣла, а тутъ нужно роль на себя брать…
— Не трудная штука… только небольшая разсудительность нужна… Да опять же вы не обязаны теперь… позвольте ужь… мнѣ эту тяготу нести; а вы только уваженіе имъ внушайте…
— Ха, ха, ха!… разразился Телепневъ.
— Что же вы смѣетесь?…
— Да смѣшно ужь очень, Ѳедоръ Петровичъ!
— Ну, батинька. плохой, вы, я погляжу, помѣщикъ!…
Телепневъ съ этимъ вполнѣ согласйлся; но выразилъ мысль, что не худо бы соснуть хоть часокъ. Ѳедоръ Петровичъ нашелъ такую мысль основательною, и оба они отправились въ спальню, просторную комнату, гдѣ пахло звѣробоемъ и полынью. Стѣны „барскаго флигеря“ не были штукатурены; мебель стояла сборная, стараго фасона, какая обыкновенно имѣется въ деревенскихъ домахъ, куда господа только наѣзжаютъ разъ въ десять лѣтъ.
Часу въ одинадцатомъ проснулись они и опять принялись за чай. Прикащикъ приросъ къ дверямъ и вопросительномасляная его физія вызывала на хозяйственный разговоръ.
Яковъ, пріѣхавшій съ господами, доложилъ, что старики пришли. Телепневъ посмотрѣлъ вопросительно на опекуна и на прикащика.
— Пришли, значитъ, пожелать вашей милости добраго здоровья, проговорилъ прикащикъ и посторонился.
— Зови! крикнулъ Якову Ѳедоръ Петровичъ.
Ввалило человѣкъ десять разнокалиберныхъ мужиковъ, съ поклонами и крестнымъ знаменіемъ. Впереди помѣстился приземистый, толстощекій, съ крошечными глазами мужикъ. Ма; кушка его головы была выстрижена и вся фигура заключала въ себѣ что-то до такой степени смѣшное, что Телепневъ чуть-чуть не прыснулъ. Толстощекій мужикъ держалъ въ рукахъ небольшую кадушку, покрытую довольно грязной парусиной.
Телепневъ поднялся и подошелъ къ нимъ.
— Здравствуй, батюшка, Борисъ Николаевичъ, заговорили въ одинъ голосъ мужики, сильно упирая на букву а… Красное солнышко надъ нами взошло… пропищалъ толстощекій, и протягивая къ Борису руки съ кадкой, добавилъ: вотъ пришли твоей милости поклониться, медку кадоцку, не побрезгуй…
— Спасибо, братцы, отвѣтилъ Борисъ и очень сконфузился.
У многихъ изъ стариковъ было такое же лицо, какъ у ключника, — точно мозаиковое, или изъ разноцвѣтнаго мыла. Но далеко не всѣ старики оказались дѣйствительно стариками. Позади, во второй шеренгѣ стояло ражее мужичье, черноволосое, правда карявое на видъ, но еще очень бодрое.
— На долго ль ваша милость сюда пожаловалъ? прошамкалъ сѣдой, съ гнойными глазками старичекъ въ полушубкѣ.
— Да вотъ какъ поживется…