Подъѣзжая къ Андронову, Борисъ не задавалъ себѣ вопроса: какъ онъ встрѣтится съ бабинькой… Прошедшее казалось ему такимъ далекимъ, что ни одна болѣзненная фиб-ра не тронулась въ немъ при воспоминаніи о скорбной жизни дикаго дома. Онъ не задумался даже надъ тѣмъ, какъ поздороваться съ Пелагеей Сергѣвной. Старыя барскія хоромы приняли его добродушно. Когда онъ въ своемъ тарантасѣ подъѣхалъ, такъ часу въ шестомъ послѣ обѣда, къ огромному крыльцу андроновскаго дома, на встрѣчу вышелъ древнѣйшій служитель, бывшій ^камардинъ^ розоваго дѣдушки, который съ его смерти проживалъ за ветхостью, въ деревнѣ.
Пелагею Сергѣвну Борисъ нашелъ въ гостиной, куда она вышла, заслышавъ колокольчикъ.
Поцѣловались.
— Здравствуйте, бабинька, проговорилъ Телепневъ довольно искренно и пріостановился.
Старуха стояла передъ нимъ вся сгорбившись, такая страшная, что ему стало жутко. Носъ ея еще больше выдался; виски еще рѣзче были вдавлены; вѣчная кацавейка сидѣла на ней, какъ на вѣшалкѣ.
— Здравствуйте, Борисъ Николаевичъ, отвѣтила бабинька шопотомъ, и вдругъ расплакалась.
Телепневъ никакъ не ожидалъ слезъ; онъ не помнилъ, чтобъ Пелагея Сергѣвна когда-нибудь плакала. Но ему сейчасъ же сдѣлалось легко отъ этихъ слезъ… онъ пріободрился и взялъ даже бабиньку за руку.
— Спасибо, спасибо, заговорила старуха, доставая платокъ изъ ридикюля. Заѣхалъ… ну чтожъ мы стоимъ, пойдемъ ко мнѣ туда… И она направилась къ двери во внутреннія комнаты.
Борисъ осмотрѣлся. Гостиная точно была въ миньятюрѣ взята изъ дикаго дома… такія же темносинія стѣны, диваны изъ корельской березы, печки, длинныя зеркала съ бронзовой миѳологіей, штучный полъ, двери съ позолотой. Надъ диваномъ красовался портретъ молодой Пелагеи Сергѣвны въ голубой шали и большомъ чепцѣ съ цвѣтами. — Портретъ гласилъ, что она была когда-то хороша.
Бабинька привела его въ свою жилую комнату „боскетную’-'-, расписанную садомъ, съ неизбѣжной горкой въ углу. Эта боскетная, темная, прохладная комната, обдала Телепнева особымъ запахомъ, живущимъ въ стародавнихъ покояхъ, смѣсью ладона съ мускусомъ и мятой… Пелагея Сергѣвна усѣлась въ большія кресла; онъ помѣстился противъ нея.
— Я знала, что ты будешь, начала она довольно радостнымъ голосомъ, но съ разстановкой… Ты не злой… довольно на меня серчать… Ужь я посильнѣй тебя характеромъ буду, а и во мнѣ все улеглось.
Борисъ слушалъ съ удивленіемъ.
— Людское меня теперь ничто не тревожитъ… тебя не хочу распраіпивать, какъ жилъ… Немое это дѣло, имена бояться нечего… Вотъ мнѣ, прежде всего, хочется, въ городъ съѣздить, въ домѣ побывать, на кладбищѣ помолиться.
— Сдѣлайте милость, бабинька, проговорилъ Борисъ.
— Поѣду…
— Что же вамъ здѣсь… одной…
— Я вездѣ, Борисъ Николаичъ, одна… а правда, здѣсь въ зимние время тоска и меня заѣла… хожу по комнатамъ до поздней ночи…
— Что бы вамъ хоть теперь же…
— Пожду… черезъ мѣсяцъ соберусь, за это тебѣ спасибо…
Телепневъ не зналъ, что отвѣчать.
Растворилась дверь изъ корридора и оттуда просунулась плѣшивая голова Ѳицки… и затѣмъ масляныя ея гласки.
— Войди, произнесла Пелагея Сергѣвна.
Наперсница ринулась къ ручкѣ Телепнева. Тотъ отнялъ ручку и долженъ былъ поцѣловать ее въ масляное темя. Больше никакого женскаго пола не появлялось.
— Нѣмку я отправила, пояснила ему бабинька… Надоѣла хуже горькой полыни, смотрѣть-то на ея фигуру смерть тошно стало… Да и зачѣмъ на старости лѣтъ приживалокъ разводить, только, себя балуешь. '
Телепневъ согласился съ этой истиной.
— Чаю Ѳицка Борису Николаичу, скомандовала бабушка, и по уходѣ наперсницы опять начала прежнимъ тономъ…
— Самую мы безполезную жизнь ведемъ, старухи, поневолѣ смерти захочешь… -
— Что вы, бабушка…
— Разумѣется… Ну я, на что же я годна; а я еще изъ бодрыхъ старухъ… да и то только Бога гнѣвишь… Хорошо, мой милый, жить тогда, когда ты еще не выжилъ изъ своего вѣка… когда ты нуженъ, когда ты въ силѣ… и Пелагея Сергѣвна задумалась.
Телепневъ слушалъ ее и говорилъ про себя: „ну, бабинь-ка-то еще не очень уходилась, и гдѣ это у ней благочестіе нашелъ Ѳедоръ Петровичъ“. Но она положительно начинала его занимать.
Такъ вотъ я, милый мой, и прожила почти два года, вязала чулокъ, да и въ церковь ходила.