— Ma chère, Богъ знаетъ, я, кажется, закисну въ этой мурьѣ.
«Насѣдка-то о чемъ плачетъ?» спрашивалъ Телепневъ.
Темира стояла блѣдная. Телепневъ видѣлъ, какъ пріятна ей эта сцена.
— Прощай, Темира, — сказала Нина Александровна, подходя къ племянницѣ и протягивая ей руку. — Мы, можетъ, долго не увидимся.
«Не заплачетъ», подумалъ Телепневъ.
Темира пожала руку теткѣ и поцѣловала ее.
— Не нужно ли тебѣ чего-нибудь изъ Петербурга, нотъ какихъ-нибудь?
— Ничего, ma tante, здѣсь все есть.
«Выдержала», сказалъ про себя Телепневъ.
— Прощай, ma chère, прощай, — бормоталъ Иванъ Павловичъ. — Пожалуйста, пиши, что тамъ. Мы здѣсь такъ засидѣлись.
Онъ еще разъ поцѣловалъ свою belle-sœur. Юлія Александровна еще разъ немножко прослезилась и всѣ спустились внизъ.
— Зачѣмъ же вы идете? — спросилъ насмѣшливо Телепневъ Темиру.
— Для maman, — отвѣтила она и такъ на него посмотрѣла, что онъ вознегодовалъ, но умолкъ.
Отецъ завалился спать. Темира ушла заниматься. Нечего дѣлать, Телепневъ долженъ былъ посидѣть съ Юліей Александровной.
— Ахъ, m-r Телепневъ, — застонала она. — Очень тяжело мнѣ иногда. И жалко мнѣ сестру; она такая возвышенная дѣвушка, но судьба ея не устроилась. Мы когда-то съ ней были очень дружны, и, можетъ быть, я виновата въ томъ, что эта дружба не осталась такой теплой. Но все-таки въ нашемъ домѣ она всегда была окружена любовью и вниманіемъ. Jean отдавалъ ей всегда глубокое уваженіе, онъ любитъ ее, какъ родную сестру.
Телепневъ въ упоръ смотрѣлъ на Юлію Александровну, а она все поднимала брови и впадала въ паоосъ.
— Я сознаю, m-r Телепневъ, что Нина гораздо умнѣе меня, у ней больше талантовъ.
— Почему-жь вы такъ думаете? — замѣтилъ Телепневъ.
— О, я въ этомъ увѣрена. А Jean такъ добръ, — вдругъ начала ни съ того, ни съ сего Юлія Александровна: — у него такое прекрасное сердце. Вы сами видите, m-r Телепневъ, какъ онъ молодъ душой. Онъ любитъ все возвышенное, любитъ поэзію. Ему нѣтъ настоящей дѣятельности. Служить онъ не захотѣлъ.
мысленно прибавилъ Телепневъ.
— Онъ, конечно, скроменъ, — продолжала Юлія Александровна въ лирическомъ тонѣ: — онъ не показываетъ всѣхъ своихъ талантовъ, но я скорблю душой, что иногда не могу его оживить и поддержать.
«Господи Боже мой,» думалъ Телепневъ, «вотъ медоточивая-то струя. Вѣдь, можетъ же супружеская любовь доходить до такого безобразія!»
И такъ-то изливалась Юлія Александровна все время, пока Темира сидѣла у себя въ рабочей комнатѣ, а неуяснившйі свое призваніе мужъ сопѣлъ на турецкомъ диванѣ.
Онъ восталъ отъ сна; напившись зельтерской воды, уѣхалъ тотчасъ же въ клубъ. Телепневу сдѣлалось очень жутко. Онъ предчувствовалъ, что не удастся ему поговорить съ Темирой.
«Заведу я, по крайней мѣрѣ, съ ней при матери какой-нибудь индифферентный разговоръ.»
Она явилась предъ самымъ чаемъ.
— Что вашъ Игнаціусъ? — спросилъ онъ ее у стола при маменькѣ.
— Онъ ходитъ ко мнѣ теперь рѣдко, разъ въ недѣлю, — отвѣтила Темира, отыскивая свою работу.
— А что же такъ?
— Занимается своей диссертаціей. Онъ будетъ ее скоро защищать.
— Вы знаете его исторію? — спросилъ Телепневъ, обращаясь болѣе къ Юліи Александровнѣ.
— Какже, le pauvre homme, онъ такой славный, и его, кажется, ужасно тѣснятъ.
— Да, онъ давно докторъ, извѣстенъ множествомъ открытій, а его заставляютъ держать на магистра, а иначе не хотятъ сдѣлать исправляющимъ должность экстраординарного профессора. Вы кончаете съ нимъ? — обратился онъ къ Темирѣ.
— Кончаю.
— Прошли всю естественную исторію?
— Вы меня, кажется, экзаменуете, m-r Телепневъ? Я знаю, что вы очень учены, поэтому вы со мной лучше не говорите о наукахъ.
— Отчего-же? Если вы дѣйствительно интересуетесь естествознаніемъ, мы могли бы съ вами вступить въ долгія бесѣды.
— Въ самомъ дѣлѣ, дитя мое, — запѣла Юлія Александровна: — ты могла бы многимъ воспользоваться отъ m-r Телепнева.
— Я, maman, хорошенько не знаю и того, чему меня учили.
— Ну, вотъ я вамъ помогу.
— Благодарю васъ, я постараюсь одна.
И дѣвушка замолкла.
«Господи, зачѣмъ она такъ изломала себя!» — думалъ Телепневъ почти со слезами на глазахъ.
Онъ еле высидѣлъ за чаемъ и тотчасъ же сталъ раскланиваться. Въ коридорчикѣ его остановила Темира.
— Зачѣмъ вы себя такъ гадко ведете? — сказала она ему.
— я?