Телепневу пришлось разоблачать шаржиртера. Онъ исполнилъ это съ худо-скрываемымъ недовольствомъ. Ему противна была эта тупая желтая фигура съ ея важностью и самоуслажденіемъ. Послѣдній ударъ, рѣшившій торжество рутениста, возмутилъ Телепнева. Нѣмецкій буршъ еле держался на ногахъ отъ боли. Добивать его, хотя бы даже изъ желанія рѣшительной побѣды, было, въ глазахъ Телепнева, очень неблаговиднымъ дѣломъ.
Но бурсаки не раздѣляли его чувствъ. Они просто ликовали, и тотчасъ по разоблаченіи шаржиртера начали кнейпу. Телепневъ, наполненный своей гражданской скорбью, долженъ былъ все-таки, по приказу ольдермана, отправиться внизъ и притащить оттуда корзинку съ пивомъ.
Въ верхней залѣ остались одни русскіе. Нѣмцы всѣ спустились внизъ. Раненый буршъ еле двигался, его повели подъ руки. Телепневъ, забирая у корчмаря пиво, видѣлъ, какъ нѣмцы ухаживали за свопмъ паукантомъ. Они собирались ѣхать; только часть ихъ, человѣкъ десять, усѣлись за столъ, съ видимымъ намѣреніемъ продолжать попойку.
Очень не въ духѣ вернулся Телепневъ къ своимъ бурсакамъ съ корзинкой въ рукахъ.
— Вотъ такъ хибъ былъ, — вскричалъ татуированный, уже на второмъ взводѣ. — Молодецъ Чпчисгеймъ, такъ ихъ и нужно кнотовъ!
— Да, завалилъ добрыхъ два удара, — проговорилъ съ видомъ истаго знатока голубоглазый филистръ. — Чистая работа!
— Я никогда не секундировалъ съ такимъ удовольствіемъ, — сказалъ feiner Kerl. — Онъ и за столомъ велъ себя какъ Tanzvorsteher.
Желтый только выпячивалъ губы и важно чокался съ буршами. Онъ молча переваривалъ свое торжество и запивалъ его пивомъ.
Телепневу ужасно захотѣлось сказать ему какую-нибудь дерзость. Онъ, съ досады, началъ пить пиво стаканъ за стаканомъ.
— А вѣдь ты, Мандельштернъ, — обратился къ секунданту жирный шаржиртеръ, — лихо отпарировалъ кварту!
— Былъ тотъ грѣшокъ, — замѣтилъ со смѣхомъ «Лукусъ: — на это онъ — feiner Kerl!
Секундантъ просіялъ; но все-таки силился сохранить торжественное выраженіе. Вся его фигура такъ и говорила: я — feiner Kerl.
— Такъ и нужно съ кнотами! — вскричалъ татуированный.
— Отчего же нужно? — рѣзко спросилъ его Телепневъ. — Вѣдь, я думаю, ударъ долженъ отбивать самъ паукантъ, а не секундантъ его, изподтишка?
Бурсаки всѣ встрепенулись. Возраженіе фукса поразило ихъ. Татуированный скорчилъ язвительную гримасу и прошепелявилъ:
— Справедливое сужденіе имѣть изволите въ мысляхъ вашихъ.
— Это не отвѣтъ, — оборвалъ Телепневъ, у него застучало въ вискахъ и вся краска бросилась въ лицо.
Онъ даже привсталъ.
— Оставь! — шепнулъ ему Варцель, вернувшійся съ своего караула и дернулъ его за рукавъ.
— Тебѣ говорятъ дѣло, а ты отвѣчаешь пошлостью! — крикнулъ Телепневъ.
Татуированнаго, хоть онъ и былъ уже почти готовъ, сильно передернуло.
— Какое дѣло можешь говорить ты, фуксъ, — пустилъ онъ язвительно. — Fuchs ist ein Stück Fleisch ohne Sinn und Verstandt[1]. Знаешь ты эту притчу?
Телепнева страшно взорвало. Вся его обычная кротость пропала въ одинъ мигъ. Онъ готовъ былъ броситься на бурсака.
— Если таковъ фуксъ, — вскричалъ онъ — то буршу надо прибавить еще цѣлый занасъ пошлости.
— Господа! оставьте! — вмѣшался секундантъ, и обращаясь къ Телепневу, проговорилъ: — я и Полковникъ поговоримъ съ тобою завтра.
— Очень радъ, — рѣзко отвѣтилъ Телепневъ.
Раздраженіе его было такъ сильно, что онъ съ радостью выругалъ бы всѣхъ буршей. Но команъ запрещалъ дальнѣйшую перебранку.
Тонкій Мандельштернъ запѣлъ, какъ ни въ чемъ не бывало:
а хоръ подхватилъ:
Варцель съ искреннимъ участіемъ поглядывалъ на Телепнева и думалъ: «вотъ тебѣ разъ; два шкандала сорвалъ, Мандельштернъ вздуетъ его, бѣднаго.»
Попойка продолжалась. Телепневъ ни съ кѣмъ почти не говорилъ, но пилъ много и громче всѣхъ пѣлъ. Ему нужно было во что-нибудь излить свое раздраженіе. Бурсаки не придирались къ нему, и свѣжій человѣкъ, войдя въ залу, никакъ бы не подумалъ, что тутъ за нѣсколько минутъ сорвано было два шкандала. Татуированный скоро свалился. Телепневъ, по должности фукса, укладывалъ его на лавку и внутренно ругался. Почти невыносима была ему вся эта бурсацкая суета, весь этотъ глупый задоръ. Онъ едва досидѣлъ до конца попойки, которая прекратилась только за истощеніемъ финансовъ. Бурсаки въ подобныхъ случаяхъ заставляли платить фукса; но на этотъ разъ они воздержались. Варцель помогъ Телепневу управиться съ паукаппартомъ. Ольдерманъ сурово обходился съ фуксомъ и приказанія свои выражалъ больше междометіями. Всю дорогу въ городъ Телепневъ проспалъ, хотя Варцель все порывался давать ему совѣты: какъ вести себя теперь и отдѣлаться отъ шкандала.