— Я васъ видалъ на улицахъ и въ аудиторіи, вы вѣдь химію штудируете?
— Химію.
— Ну, то-то, я какъ-то разъ разлетѣлся къ вамъ въ лабораторію, мнѣ нужно было одного нѣмца. И помню, вы стояли и что-то такое дѣлали, кажется, раздували мѣхами огонь.
— Вы получили также приглашеніе? спросилъ Палеи, ставши спиной къ остальнымъ.
— Какъ же, — отвѣтилъ Телепневъ.
— Посмотримъ, — проговорилъ значительно здоровенный вильдеръ тоже съ хохлацкимъ акцентомъ.
— Всѣ, кажется, въ сборѣ,—замѣтилъ желтый и нѣсколько разъ откашлялся. — Господа, — началъ онъ, смотря на свои сапоги: — мы здѣсь всѣ русскіе.
— Ну, не очень-таки русскіе, — проговорилъ тихо высокій хохолъ, сидѣвшій около Телепнева.
— Мы вотъ пришли къ Ueberzeugung, что совершенно не консеквентъ гарантировать команъ, особенно когда нѣмцы насъ мопсируютъ. Здѣсь всѣ наши ландсманы, мы анцигировали вильдерамъ. У насъ были разныя Collision съ шарширтенъ-конвентомъ.
— Молодцомъ говоритъ! — шепнулъ хохолъ.
— Но кромѣ Collision мы пришли къ Ueberzeugung, совершенно будетъ не консеквейтъ, потому что наша національность…
— Оно и видно, — шепнулъ опять хохолъ.
— Мы, господа, рѣшились ауфлезировать корпорацію и отправить въ шаржиртенъ-конвентъ, что мы, какъ русскіе, и даже не только русскіе, но и тѣ, которые съ нами одного Gesinnung и gebürtig изъ Россіи, не можемъ гарантировать конана; точно также, какъ это дѣлаетъ польскій конвентъ. Мы всѣ, ландсманы, на нашемъ конвентѣ согласились написать такую бумагу и приглашаемъ васъ, вильдеровъ, такъ какъ вы русскіе, подписаться. И нѣмцы намъ ничего не смѣютъ сдѣлать, хоть бы даже они насъ посадили на ферруфъ.
— И это будетъ консеквентъ! — добавилъ хохолъ надъ ухомъ Телепнева.
Телепневъ чуть-чуть не фыркнулъ. Онъ переглянулся съ хохломъ, на тонкихъ губахъ котораго лежала преязвительная улыбка.
Всѣ молчали.
— Значитъ, — промычалъ опять желтый: — вы ничего не будете имѣть dagegen, если наше propositum вы считаете rationel?
— Попросту говоря, — отвѣтилъ Телепневъ, вставая съ своего мѣста: — вы на вѣкъ прощаетесь со всѣми нѣмецкими законами и хотите жить сами по себѣ?
— Да, мы пришли къ такому Überzeugung.
— Позвольте посмотрѣть, что вы написали, — сказалъ высокій хохолъ.
— Вотъ наша бумага.
И желтый началъ читать нѣмецкую бумагу, гдѣ въ кудрявыхъ выраженіяхъ разсказывалось то же самое, что онъ излагалъ въ своемъ спичѣ.
Что до меня, — подалъ голосъ Телепневъ: — то я согласенъ.
Остальные вильдеры, въ томъ числѣ и Варцель, подписали также бумагу.
— Но мнѣ кажется, это не все, —заговорилъ опять Телепневъ: —это только начало дѣла. Корпорація уничтожится, стало быть русскіе бурши будутъ жить уже совсѣмъ по другому. Теперь должно образоваться одно русское общество…
— Да, — прервалъ его желтый — это такъ, но вотъ мы подождемъ, что вамъ отвѣтитъ шаржиртенъ-конвентъ, тогда мы васъ пригласимъ составить сходку и будемъ рѣшать.
Засѣданіе разошлось.
Телепневъ возвращался за рѣку вмѣстѣ съ двумя хохлами, которые жили въ одной квартирѣ.
— Ты давно уже здѣсь? — спросилъ онъ высокаго хохла.
— Пятый годъ.
— И мы нигдѣ не встрѣчались?
— Я кромѣ «Дома» и клиники нигдѣ не бываю. Да все, чай, слышалъ мою фамилію отъ бурсаковъ. Вѣрно на попойкахъ меня честили не мало.
— Развѣ ты былъ въ корпораціи?
— Какже, и цвѣта носилъ.
— И вѣрно не вытерпѣлъ всѣхъ прелестей буршикозной жизни?
— Похерилъ таки ихъ, и подъ конецъ напѣлъ имъ хорошо.
— Я никогда не былъ въ корпораціи, — заговорилъ шепелявымъ голосомъ другой хохолъ, размахивая рукавами своей шинели. — Все зто глупости были. Только я думаю, что нѣмцы насъ посадятъ на ферруфъ.
— А ты, Ваничка, боишься, — подшучивалъ надъ нимъ высокій хохолъ. — У него, видишь ли, — обратился онъ къ Телепневу: —здѣсь филиетеріи много, за нѣмочками все увивается, такъ вотъ ему уже и плохо будетъ.
— Ну, вотъ еще! — оправдывался совершенно серьезно Ваничка.
— Намъ, господа, — началъ Телепневъ — надо бы какъ-нибудь сойтись помимо бурсаковъ; отъ нихъ вѣдь толку мало. Необходимо, такъ сказать, опредѣлить свое политическое положеніе. Ну, и, наконецъ, надо подумать о всѣхъ тѣхъ, которые будутъ послѣ насъ поступать. Теперь самое удобное время для образованія такого кружка русскихъ студентовъ, который жилъ бы сколько-нибудь серьезными интересами.
— Ну, съ бурсаками не знаю ужь какіе будутъ интересы, — лѣнивымъ и насмѣшливымъ тономъ замѣтилъ высокій хохолъ.
— Совершенно согласенъ, но вѣдь общество тогда состояло бы не изъ однихъ бурсаковъ; они по необходимости должны будутъ измѣнить свои правы.