Однако, какъ онъ ни злился, но весь образъ молодой дѣвушки, ея тонъ, порывистость движеній, своеобразная впечатлительность засѣли таки въ его думы, а можетъ, быть и поглубже. По крайней мѣрѣ, вернувшись домой, онъ что-то много писалъ въ своемъ меморандумѣ, и на этотъ разъ не химическіе термины, а прописное Т пестрѣло по строчкамъ его памятной книжки.
Юлія Александровна умилилась. Студентъ поразилъ ее своей откровенностію и благородствомъ чувствъ. Она была успокоена на счетъ своей Танички. Не сознаваясь въ этомъ, она ревновала дочь ко всѣмъ, хотя въ сущности была слабая мать, не особенно ищущая нравственнаго вліянія на дочь свою. Ея Jean былъ нумеръ первый, около него она постоянно кудахтала, отъ его желудочнаго разстройства омрачалась или свѣтлѣла ея душевная жизнь. Темирѣ она почти ничего не говорила прямо, но очень много благородными сентенціями въ своемъ обыкновенномъ, сладко-аффектированномъ тонѣ, который давнымъ-давно наскучилъ дѣвушкѣ и раздражалъ ее.
Теперь она стояла между двухъ огней. Съ сестрой бы она простилась хоть сейчасъ, но ее страшно пугало разстройство Ивана Павловича, и еслибъ она знала его разговоръ съ Темирой, она уже давно бы лежала плашмя на своей кровати, въ потокахъ слезъ и истерическихъ припадкахъ.
Въ кабинетѣ Ивана Павловича не слышно было ни шаговъ его, ни храпа. Юлія Александровна подошла къ двери и стала прислушиваться. Войти она не рѣшилась, а отправилась въ комнату дочери. Темира писала, и при входѣ Юліи Александровны припрятала свою записную книжку.
Мать очень нѣжно ее поцѣловала въ темя, обняла за талію и сѣла рядомъ съ ней.
— Я очень довольна этимъ молодымъ человѣкомъ, — заговорила она.
— Телепневымъ?
— Да, мой другъ. Въ немъ есть сердце. Онъ только рѣзокъ на языкъ, но это сгладится. Онъ гораздо лучше, чѣмъ онъ намъ показался въ первые разы. Только, конечно, мой милый другъ, для тебя, напримѣръ, какъ для очень молодой дѣвушки, его образъ мыслей еще не совсѣмъ удобенъ.
Темира сдѣлала нетерпѣливое движеніе.
— Не безпокоитесь, maman, — сказала она спокойно. — Я съ нимъ не буду входить въ разговоры. Что papa? — спросила она, желая перемѣнить матерію.
— Кажется, заснулъ немножко. Ты бы къ нему пошла, около чаю.
— Я не знаю, какъ мнѣ быть, maman. Papa все раздражается.
— Это отъ разстройства, мой другъ. Не спорь съ нимъ. А если на тебя что-нибудь наскажутъ, что же дѣлать, мой другъ, надо потерпѣть. Теперь онъ слишкомъ раздраженъ.
— Нѣтъ, maman, я не пойду.
— Для меня сдѣлай это, для меня. Онъ отецъ.
Дѣвушка долго не отвѣчала.
А въ кабинетѣ Ивана Павловича раздавался только его сапъ. Онъ лежалъ на своемъ турецкомъ диванѣ навзничь, заложа руки за голову. Тихими шагами черезъ маленькую дверцу вошла Нина Александровна, надѣвши послѣ ухода Телепнева бѣлый пеньюаръ.
Деулинъ тотчасъ проснулся и вскочилъ на ноги.
— Что вы валяетесь, Иванъ Павловичъ, — сказала Нина Александровна шутливымъ, но мягкимъ тономъ, и усѣлась къ камину.
— Я еле-еле живъ, — прошепталъ Иванъ Павловичъ.
— А вы бы поѣхали въ клубъ.
— Зачѣмъ вы меня мучите? — трагически зашепталъ Иванъ Павловичъ.
— А полно, Jean. Ты такъ на себя напустилъ хандру, что съ тобой рѣшительно нельзя говорить, я не хочу тебя раздражать. Мнѣ нужно освѣжиться. Я только на время уѣду отсюда.
— Вы меня обманете.
— Не изъ-за чего, Jean, мнѣ тебя обманывать. Да и тебѣ бы нужно проѣхаться.
— Я знаю, вы поѣдете, я за вали потащусь, и бросите тамъ меня. Кинетесь тамъ на шею первому понавшемуся мальчишкѣ.
— Непремѣнно брошусь.
Иванъ Павловичъ, подобравъ полы своего цвѣтнаго халата, вдругъ опустился на колѣни передъ Ииной Александровной, схватилъ ея руку и началъ порывисто цѣловать.
— Нина, — шепталъ онъ отчаяннымъ шепотомъ: — не покидай меня. Не губи твоего Jean’a. Зачѣмъ намъ разставаться? Я всю свою жизнь искалъ идеала. На любовь къ тебѣ я положилъ все. И теперь я одной ногой стою въ гробу.
— Полно, Jean, — тихо отвѣтила Нина Александровна, и наклонившись поцѣловала его въ лобъ. — Я съ тобой не стану говорить серьезно до тѣхъ поръ, пока ты не перестанешь быть нервной женщиной.
— Я буду спокоенъ, — шепталъ задыхаясь Деулинъ — мнѣ нужна только вѣра, не отнимай у меня только вѣры въ то, что ты не покинешь меня.
— Стань мужчиной. Мучить тебя я не хочу, и если хѣду на дняхъ, то не надолго.
— Обмани меня, Нина, обмани, но не отнимай надежды.