Высотное снаряжение они испытывали и отрабатывали на себе сами — покидая внезапно самолет, человек должен быть снабжен дыханием, обогревом, нормальным давлением и парашютом. Все эти сложности неизбежно сопутствуют теперь реактивной авиации, и, прежде чем надеть свой костюм, каждый современный летчик специально тренировался в барокамере: на высоте, чтобы возместить недостаток кислорода, его подают под давлением, и летчик обязательно учится теперь в барокамере тратить усилия легких не на вдох, а на выдох, чтобы преодолеть кислородный поток, отчего на первой тренировке испытывает настоящее чувство удушья... Теперь это привычный, давно уже пройденный этап во всей авиации мира. Но, одетый как рыцарь, летчик чувствует себя простым пахарем в шлеме: его ждет не прогулка на турнир, а работа в трудной борозде небесного поля. И он идет к своему самолету, как крестьянин к плугу, — опустив прозрачный колпак, он временно отгородит себя от всего мира в этой искусственной капсуле жизни, сберегающей человека от беспощадной предкосмической пустоты. Покинув аэродром, он сразу, с крутым набором высоты, почти вертикально, уйдет туда, где вечный холод, где тени становятся резкими, а небо темным, как сапфир... Планшет, прикрепленный на колене, диктует ему свое железное расписание.
Работа на большой высоте — это профессия строгого творчества, которое требует все больше внимания и активного понимания сути дела. И летчик-испытатель стал теперь прежде всего исследователем. В его работе главное — не риск, который лишь неизбежно сопровождает пилота, как неласковый спутник, а прежде всего — познание нового и творчество. Конструкторы поршневых самолетов теоретически считали когда-то, что звуковой барьер непреодолим, — о нем знали, но практически с ним никто не имел еще дела, пока летчики не принесли первые известия о новых, не совсем еще понятных явлениях у границ скорости около звука. Когда был построен первый корабль для взлета в космос, в него первым вошел специально тренированный пилот, хотя теперь уже доказано, что на орбите может побывать любой специалист без недостатков здоровья и с определенной подготовкой.
Если раньше летчик мог быть просто хорошим спортсменом, которому ученые доверили затащить на высоту груз своих приборов, то теперь испытатель активно участвует во всем создании новой конструкции.
Это еще больше сблизило их характер с особенностями всякой творческой профессии. Не случайно, что многим из них, когда они сами берутся за перо, присущи завидная точность и ясность мысли, отсутствие лишних слов, живое чувство образности, лаконизм языка, идущий от твердости строк бортжурнала, — я помню, как высоко ставил Паустовский в качестве образца для прозы записи морских капитанов...
Жюль Верн не мог встретить при жизни всех своих героев — он их предвидел. Но когда эти герои действительно пришли в мир, они узнали и полюбили его смелые догадки как самые первые и добрые заповеди. Теперь они сами превращают фантазии прошлого века в действительность — покорители вертикали, искатели призрачных звездных островов среди черных океанов бесконечности...
В прошлом столетии это было почти для всех лишь забавным чтением, и проект Кибальчича все еще томился в жандармском архиве. В начале века — причудой «сумасшедшего» изобретателя из Калуги, хотя первые аэропланы как раз уже в это время доказали свою состоятельность. В двадцатых годах — затеей одержимых «лунатиков», строивших чуть ли не собственными силами первые ракеты. Перед войной, в дни нашей юности, — еще несбыточной мечтой, о которой инженеры в своих популярных лекциях уже говорили, что в принципе все решено, дело только в топливе и больших затратах, которые не соответствуют обстановке. После войны, когда слишком увлекающийся репортер приносил в газету скудный намек на возможности исследования космоса ракетами, ему говорили в редакции, что лучше бы он занялся открытием магазинов и бани в соседнем районе, это сейчас важнее для трудящихся. Позже, когда жизнь в основном уже наладилась, авиация поразила всех своим новым обликом, к которому затем очень быстро стали привыкать. Десять лет назад мир говорил о спутниках и животных в космосе, и в наш быт прочно вошли сигареты «Лайка». После первого полета Гагарина новоселы орбиты последовали в космос один за другим. Станции с аппаратурой обошли вокруг Луны, затем прилунились и протянули к ее поверхности свои внимательные щупальца...
Достижение Луны стало теперь такой же упорной мечтой, какой был в свое время полюс. Ее притягательность так же трудно объяснить упорным скептикам, как вообще само неустанное стремление человека за видимый горизонт — ведь когда-то люди заселили долины рек, поднялись в горы, впервые вышли в море, достигли Америки еще до Колумба, совершали открытие за открытием, гибли в пути или прививали себе холеру, чтобы победить эпидемии, и вообще стремились к тому, что только еще становилось едва достижимым... После гибели Комарова Юрий Гагарин сказал: «Полеты в космос остановить нельзя. Это не занятие одного какого-то человека или даже группы людей. Это исторический процесс, к которому закономерно подошло человечество в своем развитии. И космонавты полетят. И новые космонавты и те, которые уже летали».
Нелегкими были пути в небо, борьба летчиков за высоту — не могут быть легкими и пути космонавтов, тех, кто первым выходит за пределы земного притяжения. Но мечта о полюсе превратилась в действительность, и однажды настанет великий день, когда мы услышим, как кто-то вошел в ракету, зная заведомо, в отличие от поисков Колумбом Америки, что Луна существует и что именно ему предстоит первым ее достичь. Зная, что в этом загадочном мире при каждой смене дня и ночи лунная поверхность, нагретая Солнцем до плюс 120 градусов, остывает до минус 150. Ему предстоит путь в края, где атмосфера разрежена, как над Землей на высоте 500 километров. В отличие от Колумба он будет снабжен неплохими картами — лунный атлас размером семь на семь метров уже содержит 35 тысяч названий и 200 тысяч деталей, но многих подробностей меньше чем в полкилометра не смогли еще рассмотреть с Земли.
В пути капитану может препятствовать много опасностей — в космосе есть свои бури и рифы, мели и течения. Можно встретиться с метеорным потоком — следы маленьких метеоритов обнаружены уже на ракете Гленна, остатки которой были найдены в Африке... Капитан со своими спутниками должен будет избегать слишком опасных встреч и зон облучения — поэтому путь их очень тщательно будет рассчитан, а время полета выбрано с учетом активности Солнца. Счетным машинам придется решать уравнение Эйлера из 700 членов и много других нелегких задач. С места старта они даже не увидят Луны и встретятся с ней в заранее избранной точке. Они начнут свой путь к орбите, идя на восток, — в направлении земного вращения.
Они совершат посадку, допустим, где-нибудь у залива Радуг в море Дождей — это обширная плоскость, где может быть потом заложен космопорт. Залив находится всего в тысяче километров от лунного северного полюса, поэтому днем здесь должно быть относительно прохладно. Отсюда они, временно покинув корабль, двинутся на вездеходе на запад, оставив слева горы, за которыми раскинулось море Холода. Они пройдут через Альпы по ровной долине шириной в десять километров и длиной в 159, прорезающей две горные цепи. Прямая, как Невский проспект, она, очевидно, образовалась от падения большого метеорита... От Альп они пройдут на юг, к морю Ясности и горам Кавказа — теперь им станет видна равнина, простирающаяся на 1600 километров от подножия кратера Эвдокс. И здесь их застанет лунная ночь, и на пятнадцать земных суток им придется скрыться в убежище, где они смогут обрабатывать свои материалы, — на юге моря Нектара есть кратер и в нем грот, там они должны устроиться на лунную ночь. Тепло им даст атомный реактор. С восходом солнца они двинутся дальше. Из-за неровностей почвы им придется оставить свой вездеход и продвигаться в скафандрах, делая огромные прыжки с помощью небольших ракет. В кратере Тихо, за горной цепью Алтая, они опять увидят свой космический корабль, и вдруг их охватит жажда возвращения к привычному миру, который с нетерпением ждет их обратно...