— Вы похожи на хромую козу, Камерад.
Он направлялся в лес с топором на плече. За ним шла его животина. Кафф причмокнул губами, отдавая ей приказ, и она змеёй скользнула между камнями. Её способность ловить крабов показалась мне оскорбительной. Кроме того, она отколупывала с камней каких-то моллюсков, которые так плотно присасывались к скалам, что я и не пытался их собирать — мне наверняка понадобились бы молоток и железный клин. Ей же было достаточно своих когтей, я только подставлял корзину. Иногда, прежде чем бросить туда краба, животина отрывала у него клешню и съедала её целиком.
Я обнаружил в лесу съедобные грибы — они стали моим вкладом в рацион на маяке. Грибы росли на стволах деревьев, цепляясь за их кору, как моллюски за скалы, так что их приходилось срезать ножом. Думаю, большой питательной ценностью они не обладают, но я всё равно их собираю. Кроме того, я перетираю в ступке корни некоторых лесных растений, пока из них не получается богатая витаминами масса.
Поскольку обычно Батис молчалив и угрюмей, этот наш диалог стоит здесь воспроизвести.
— А откуда вы взяли, что эти растения не вредны? — сказал он, с недоверием глядя на напиток, который я приготовил, смешав свою массу с джином.
— Растения, как и люди, не хороши и не плохи, они просто разные, — проговорил я, сделав глоток напитка. — Мы либо знаем их, либо нет, только и всего.
— Мир полон дурных людей, очень дурных. И только наивный человек может верить в людскую доброту.
— То, что отдельные люди по природе своей могут быть хороши или дурны, большого значения не имеет. Важно, какое общество они образуют в своей совокупности: хорошее или плохое. И эта общая оценка не зависит от склонностей характера индивидов. Представьте себе двух ужасных типов, которые терпят кораблекрушение. По отдельности они могут быть отвратительны. Но когда они окажутся вместе, им не останется ничего другого, как объединить свои усилия, чтобы выжить. Кого в такой ситуации могут интересовать их личные недостатки?
Не знаю, слушал ли меня Батис. Он залпом выпил свою порцию смеси и заключил:
— А у нас в Австрии пьют шнапс. По-моему, он лучше джина.
Бывает, мы удим рыбу. Задолго до моего появления на острове Кафф установил целый частокол удочек на южном берегу, на скалах, которые тонкими мысами уходили в море, с трёх сторон окружённые водой. Против ожидания, мы больше страдаем от избытка улова, чем от его недостатка. Рыбы в этих широтах глупы до безобразия, а может быть, просто не знают, что такое крючок.
Однако они такие большие и сильные, что спокойно могут утащить в море удочку. Чтобы помешать этому, Батис закрепил удилища в камнях, как колья. В качестве лески он использовал толстую проволоку, а тройные крючки соорудил наподобие куриной лапы. Несмотря на все предосторожности, время от времени какая-нибудь из удочек исчезает. На следующий день волны играют ею, а мы смотрим вслед своему имуществу, и в нас пробуждается ярость, которую нам не на кого направить. Как бы то ни было, приходится признать, что на острове можно обеспечить себя питанием без всякой помощи извне. Продукты, которые появились на маяке вместе со мной, может быть, и дополняют наш рацион, но мы бы спокойно обошлись и без них.
29 января.
О моём распорядке дня. С первыми лучами рассвета я ухожу со своего поста на балконе, снимаю с плеча винтовку и растягиваюсь на матрасе. Иногда мне даже не удаётся раздеться. Моё сознание моментально потухает, как задутая кем-то керосиновая лампа, и я сплю, сколько душа пожелает. Со дня моего появления на маяке мне не приснилось ни одного сна.
Обычно я просыпаюсь к полудню или даже позже. Завтрак в алюминиевой посуде, как в тюрьме. Если день особенно хорош, я выношу тарелку на улицу. Потом возвращаюсь внутрь — утренний туалет. Это самый приятный момент суток. В результате каждодневного наблюдения я прихожу к выводу, что мои волосы изменили свой цвет окончательно и бесповоротно, как минимум — на затылке. Ужас первых дней посеребрил их, и они остались такими. Потом я сразу же одеваюсь. Опишу мой обычный наряд. Брюки, которые я чаще всего надеваю, сшиты из грубой материи, но это делает их идеальными для самой тяжёлой работы. Поверх нескольких маек — моряцкий свитер с высоким горлом. В первые дни я надевал сверху короткую куртку цвета хаки, доходившую мне до пояса. На ней было два очень глубоких нагрудных кармана, куда я клал патроны. Ирония судьбы, граничащая с пародией: каким бы невероятным это ни показалось, я не заметил, что носил старый френч английской армии, пока Батис не обратил моего внимания на сей факт. Кто-то забыл его здесь в одном из сундуков. А может быть, его привезли сюда вместе с другими вещами для гарнизона, которому никогда не суждено было появиться на острове. Я выбросил его в море, хотя он был очень удобным. Батис обозвал меня идиотом.