— Очень возможно, что в их головах мозгов побольше, чем в вашей! — сказал я, тыча пальцем себе в лоб. — И, вероятно, единственные звери на этом острове — это мы с вами! Мы, с нашими ружьями и винтовками, патронами и взрывчаткой! Убивать куда проще, чем договориться с противником!
— Я не убийца! — прервал он меня. — Я не убийца.
И, каким бы противоречивым это ни показалось, бросил на меня такой уничтожающий взгляд, какого я ещё не разу не видел.
Потом взял в каждую руку по ведру и ушёл. В эту минуту я понял, что Батис когда-то убил человека и терзался из-за этого. Я предполагаю, что не выслушать его признания было огромной ошибкой. Правда, он прятал свою душу под такой слоновой кожей, что понять его было нелегко.
Я продолжил свою прогулку. Пошёл дождь. Его капли пачкали белизну снега и растапливали ледяную корку на стволах деревьев. Сосульки, свисавшие с веток, надламывались с сухим щелчком и падали на землю. На дорожке появились лужи, и мне приходилось через них перепрыгивать. Сначала дождь мне не мешал. Капли просачивались через шерстяной капюшон, и я его снял. Но вскоре дождь усилился настолько, что потушил огонёк моей сигареты. В этот момент я был гораздо ближе к дому метеоролога, чем к маяку, и решил укрыться там. Жалкая лачуга показалась мне дворцом для нищих. Тучи застилали всё небо. Я нашёл огарок свечи и зажёг его. Пламя дрожало, заставляя тени плясать на потолке.
Я курил, ни о чём не думая, когда появилась Анерис. По всему было видно, что Батис избил её. Я усадил её на кровать рядом с собой и спросил, не рассчитывая на ответ:
— За что он тебя так?
В эту минуту я готов был убить его. Мне начинала открываться одна истина: величие любви, которую мы чувствуем к одному существу, может явиться нам через величие ненависти, которую мы испытываем к другому. Анерис промокла до нитки, но это лишь подчёркивало её красоту, несмотря на следы побоев. Она сняла с себя одежду.
Грань между животной и человеческой сутью никак не влияла на то наслаждение, которое она мне доставляла. Мы так долго и страстно отдавались друг другу, что в глазах у меня поплыли жёлтые круги. Наступил момент, когда я перестал ощущать, где заканчивается моё тело и начинается её; где граница дома или всего острова. Потом я лежал, вытянувшись на кровати, и чувствовал её холодное дыхание на своей шее. Я выплюнул сигарету, так что она отлетела далеко в сторону, и стал одеваться, думая о самых обыденных вещах. Застегнув пряжку на ремне, я вышел из дома и вздрогнул от холодного воздуха.
Драма разыгралась, когда мне оставалось каких-нибудь сто метров до маяка. Чтобы хоть как-то разнообразить свои действия, я решил пройти северным берегом, вместо того чтобы двигаться по дорожке в лесу. Путь по берегу был нелёгким. Справа от меня простирался океан, слева стеной стоял лес. Корни деревьев выглядывали из-под земли, кое-где скрываясь среди мусора, выброшенного на берег волнами. Иногда мне приходилось прыгать с камня на камень, чтобы не упасть в море. Я распевал студенческий гимн и, когда дошёл до третьего куплета, вдруг увидел дым на горизонте. Тонкая чёрная нить пригибалась под напором ветра совсем низко над морем. Корабль! Наверное, по какой-то причине он отклонился от своего маршрута и сейчас оказался совсем близко от острова. Да, да, это был корабль! Спотыкаясь и падая, я добежал до маяка.
— Батис! Корабль! — и, не переводя дыхания: — Помогите мне включить прожектор!
Кафф рубил дрова. Он равнодушно взглянул в сторону моря.
— Они нас не увидят, — таково было его заключение, — слишком далеко.
— Помогите мне передать SOS!
Я взбежал наверх по внутренней лестнице. Кафф не спеша последовал за мной. „Слишком далеко, слишком далеко, они вас не увидят“. Батис был прав. Прожектор маяка был подобен огоньку светлячка, который вообразил, что может переговариваться с Луной. Но моё страстное желание вызвало у меня оптические галлюцинации, и на протяжении нескольких минут мне казалось, что корабль стал двигаться в направлении острова и что крошечная металлическая точка становилась виднее с каждым мигом. Естественно, я ошибался. Корпус судна провалился за горизонт. Ещё некоторое время можно было различить дым из трубы, ниточка которого становилась всё тоньше и тоньше. Потом и он исчез. Не осталось ничего.
До последней минуты я лихорадочно передавал морзянкой SOS, Save Our Souls, SOS, Спасите Наши Души. Никогда ещё молитвы и просьбы о помощи не сливались вместе с такой силой. И никогда не был явлен столь очевидный довод для атеизма. Они не приедут. На этом корабле были люди, множество людей. Их где-то ждали семьи, друзья, возлюбленные, судьбы, которые сейчас, именно сейчас, должно быть, казались им бесконечно далёкими. Но что они могли знать о расстояниях? Обо мне, о маяке? О Батисе Каффе и об Анерис? Для них мир, зажавший меня своими щупальцами, был не чем иным, как силуэтом вдали, ничего не значившим и бесплодным пятном Земли.